В бормотании энтов возникла пауза. К хоббитам вышел Фангорн в сопровождении еще одного энта.
– Хум, хм, вот и я. Пожалуй, вы устали или сгораете от любопытства? Ну, для нетерпения еще не время. Мы только начали: мне надо все объяснить тем, кто живет далеко и не знает о последних событиях, а уж потом мы решим, что делать дальше. Решиться-то энтам недолго, главное - обсудить все как следует. Не буду скрывать, дня два нам всё-таки понадобится. Вот я вам привел товарища. Он живет неподалеку и утверждает, что уже все решил… Хм, хм, все-таки бывают и торопливые энты. Побродите вместе.
Фангорн ушел. Подошедший энт внимательно рассматривал хоббитов, а они пытались понять, в чем проявляется его «торопливость». Энт был молод, высок, с гладкой, глянцевитой кожей и серо-зелеными волосами, гибкий, как стройное дерево на ветру, а голос его, хоть и глубокий, был выше и звонче, чем у Фангорна.
– Что ж, друзья, прогуляемся. Я - Брегалад, или Скородум, это, конечно, прозвище. Как-то раз я ответил старшему «да» прежде, чем он кончил свой вопрос, вот меня и прозвали Скородумом. Ну, пойдемте. - И он протянул хоббитам тонкие руки с длинными пальцами.
Весь день они бродили по лесам, смеялись и пели. Скородум любил смеяться: то солнцу, выглянувшему из-за тучи, то ручью или роднику, то шелесту деревьев. На ночь он привел их в свое жилище. Рябины окружали его, внутри были заросшие мхом камни и родник, как водится у энтов. Тихим печальным голосом рассказывал Брегалад:
– Рябины росли у меня в доме вместе со мной. Когда-то мы посадили их, чтобы порадовать наших жен. Но те лишь смеялись и говорили, что знают цветы белее, а плоды слаще. А мне они были милее всего. Осенью прилетали птицы и лакомились ягодами, я любил их, хотя они и ссорились иногда. Потом они стали жадничать, обижали деревья, бросали ягоды на землю… А потом… Меня не было дома… пришли орки и срубили мои рябины. Я вернулся, я звал их по именам, а они даже не шелохнулись, не вздохнули в ответ…
О, Орофарнэ, Лассемисто, Карнимириэ!
Рябина нежная моя, как ясен был твой взор,
И как светлел, прозрачно-бел, весенний твой убор!
Рябина гордая моя, как в кроне золотой
Пылал, играл, бездонно ал, венец осенний твой!
Моя рябина, ты ушла, а я, осиротев,
Ещё живу, и вновь зову, и слышу твой напев…
О, Орофарнэ, Лассемисто, Карнимириэ!
Уже засыпая, хоббиты все еще слышали тихое пение Брегалада. Казалось, он на разных языках оплакивает своих погибших друзей.
Энты совещались два дня. На рассвете третьего их голоса достигли наивысшей силы, а потом разом смолкли. Наступил день, и солнце, уходя на запад, к горам, посылало из-за облаков длинные желтые лучи. Внезапно хоббиты поняли, что вокруг стоит абсолютная тишина. Лес молчал, напряженно вслушиваясь. Брегалад замер, глядя на север и пытаясь угадать, что решило собрание.
Сразу вслед за тем прокатился великий звучный крик: ра-гумм-ра! Деревья задрожали и согнулись, как под порывом ветра. Зазвучал ритм марша, как будто били в твердые и гулкие барабаны.
Идем, идём под бой гром,
Та-рунда-рунда-рунда-ром!
Энты шли в их сторону; песня звучала всё громче.
Под гром и бой спешим на бой -
Та-руна-руна-руна-ром!
Брегалад подхватил хоббитов на руки и поспешил навстречу.
Вскоре хоббиты увидели энтов, широкими шагами направлявшихся к ним. Во главе шагал Фангорн. За ним попарно следовало около пятидесяти энтов, ритмично ударяя руками о бока. Когда они подошли, стали видны огненные вспышки в их глазах.
– Хууум, хом! Мы идем, мы, наконец, идем! - воскликнул Фангорн, завидя хоббитов. - Мы идем! Мы идем на Изенгард!
– На Изенгард! - закричали энты на множество голосов.
– На Изенгард! - С этим кличем колонна энтов двинулась на юг.
На Изенгард! Его оплот
Могуч и холоден, как смерть!
На Изенгард! Вперёд! Вперёд!
Разрушим каменную твердь!
Идём, идём, идём на бой
Со злом, укрытым за стеной!
В ветвях клокочет сила сил,
Вскипает лиственный покров!
В сплетениях древесных жил
Пылает пламенная кровь!
На Изенгард! Да сгинет враг!
Мы смерть несём - за шагом шаг!
С сияющими глазами Брегалад встал в строй рядом с Фангорном. Тот опять посадил хоббитов себе на плечи, и теперь они, гордо задрав носы, с колотящими сердцами, возглавляли колонну.
– Быстро энты решились, правда? - спросил Пиппин через некоторое время, когда голоса смолкли и были слышны лишь удары рук и ног.
– Быстро? - переспросил Фангорн. - Да, пожалуй. Быстрее, чем я ожидал. Я не видел их такими уже много веков. Мы, энты, не любим, когда нас будят, и мы никогда не поднимаемся, если только нашим деревьям и нашей жизни не грозит великая опасность. Такого не случалось в лесу со времен войны Саурона с Людьми из-за Моря.
– Вы действительно хотите сломать ворота Изенгарда? - спросил Мерри.
– Хо! Мы их обязательно сломаем! Вы, должно быть, не знаете, энты очень сильные. Слышали о троллях? Но тролли - лишь подделка под нас, созданная Врагом во время Великой Тьмы, как орки - подделка под эльфов. Мы сильнее, чем тролли. Мы - кости земли! Если наш разум пробужден, мы можем крошить камни, как крошат их древесные корни!
– Но ведь Саруман попытается остановить вас?…
– Хум, хм, а, да, это так. Я долго думал об этом. Но, видите ли, большинство энтов моложе меня на много древесных жизней. Теперь они пробуждены и думают только об одном: как бы разрушить Изенгард. Но они остынут, когда мы примем вечернее питье. А пока - пусть идут и поют! Перед нами долгий путь, а время для размышлений еще будет.
Фангорн шагал со всеми, и его голос присоединился к поющим. Но скоро он замолк, и Пиппин увидел печальный взгляд, печальный, но отнюдь не несчастный. В нем был свет, как будто зеленое пламя погружалось в глубины мыслей энта.