Он был в благостном расположении духа, как всегда после удачной и даже «духоносной» службы. Макар молча одобрил эту идею и для начала попробовал сдвинуть рукомойник с места, но тот оказался неожиданно тяжелым, точно налитым свинцом, к тому же от него исходил мертвенный холод. В довершение напастей алюминиевый снаряд начал медленно вращаться против часовой стрелки, точно в нем была заключена антиматерия, как известно, во всем супротивная нашей правосторонней Вселенной. Батюшка торопливо перекрестил рукомойник. Снаряд перестал вращаться, но заключенный сейчас же возмущенно заговорил на пяти или семи языках!
Надо сказать, что отец Арсений был истинным убежденным сторонником православной монархии и к нарочитому интернационализму беса отнесся несколько враждебно.
– Ну, рассказывай, злыдень, что вы там задумали против нас? – подначил пленника Макар.
– А ты меня выпустишь?
– Это не мне решать, сам понимаешь, твое освобождение будет дорого стоить.
– В заложники взял? – проревел бес.
– А что поделаешь, если вы среди бела дня людей жрете?
– Это правда, грешники – наше любимое лакомство, – чавкая, подтвердил бес.
Батюшка перекрестился.
– Но этого нельзя, живоглот ты вселенский! – не выдержал он.
– Почему это? Почему? – хором поинтересовались из рукомойника несколько голосов, но батюшка уже начал привыкать к подобному полтергейсту.
– Потому что душа человеческая – искра Божия…
– И бессмертный мотылек, – хихикнул бес, – похоже, вы внимательно прочли галактические правила для новичков. Действительно, живую душу даже нам кушать запрещено. Но в последнее время в этот черный список внесен ряд поправок. Прежде нам было запрещено даже приближаться к человеку. Теперь же мы имеем шанс заполучить человеческую душу при двух условиях. Первое, если нам отдаются добровольно. И второе, если душа эта ничем не отличается от души животного. При таком раскладе мы можем кушать ваши души так же, как вы, люди, поедаете жареный шашлык или котлеты. Души алкоголиков и наркоманов достаются нам тепленькими, хоть они бывают худосочны и подпорчены, вроде позеленевшего мяса, но, тем не менее, это наша обычная еда. Хотя, на мой вкус, души творческих личностей, всяких там художников-безбожников, заметно слаще и, как бы это выразиться, питательнее…
– Воистину, адское семя! – простонал батюшка.
– И нечего брезговать, – почти обиделся узник. – Вот вы, люди, не только плюете на законы Космоса, вы умудряетесь нарушать все заветы и заповеди! Вы ведь, святой отец, сами не прочь глотнуть Боженькиной кровушки и детей приучаете…
– Не стану объяснять разницу, все равно не поймешь, – строго заметил батюшка.
Бес между тем становился все наглее:
– Без просветленного знания вера пуста, не так ли, святой отец? А вы хоть раз задумались, почему Змей был хитрее всех зверей полевых и почему в канонических текстах он назван древним?
Батюшка молчал. Древнее сравнение Сатаны со Змеем всегда немного смущало его, точно все царство пресмыкающихся становилось дьявольской армией, вражеским представительством на Земле.
– А теперь выпустите меня, я и так сказал слишком много.
– Нет, по законам военного времени тебя надобно доставить в штаб, – отрезал Макар.
Пленный обиженно умолк.
– Ну, что, Макар Васильевич, давай хоть чайку хлебнем за победу над зеленым змием! – взбодрился батюшка.
Они прошли в избу Самойлы и вскипятили самовар.
– Давай споем, что ли, – предложил Макар.
Спели «Черный ворон», «Из-за острова на стрежень» и еще что-то такое же раздольно-широкое. На песню с улицы потянулся народ – друзья Самойлы. Жена, так и не ставшая вдовой, причитая, хлопотала около поверженного богатыря. Она заранее наварила самогон на похороны и поминки и теперь была в явном смущении. Друзья Самойлы тоже желали опохмелиться на исход души. Среди них затесался и тракторист, его колесный «Белорусь» стоял на ромашковой обочине, напротив двора Самойлы. При виде «стального коня» отец Арсений радостно перекрестился. Этот богатырь точно с неба свалился, должно быть, там, в неведомых высях, уже было известно, что меньшей мощностью «беса» не одолеть. Алюминиевое ядро зацепили тросом и поволокли по пыльному проселку километров за тридцать, в резиденцию владыки Вениамина.
Когда трое монахов и один бывший бомж, подвизающийся в монастыре за еду и кров, с трудом внесли маленький, но непомерно тяжелый снаряд, владыка немного оробел.
– Оставьте нас одних, – несколько нервно потребовал он.
Едва все вышли, он осторожно постучал по алюминиевой крышке:
– Эй, есть там кто?
– А ты есмь кто? – проревело запертое чудовище.
Владыка скромно представился своим мирским именем, но даже запертого дракона нелегко было обмануть.
– Сейчас же выпусти меня! У нас договор, или ты забыл, так я тебе живо напомню!
– Я лично не заключал с вами никакого договора, – осторожно заметил владыка.
– А договор с красными бесами и с гидрой революции? Вы их юридические наследники!
– Бессовестная ложь! – вскипел владыка.
– Шучу, – успокоил владыку бес. – Наш договор был заключен гораздо раньше, когда церковь обещала не вмешиваться в земную несправедливость и лишь утирать слезы. На аверсе церковных денег было написано – кесарево, а на реверсе – Богово.
– Да ты настоящий эрудит!
Владыка срезал скотч и откинул крышку. Из рукомойника показался страшный кровавый глаз, и казалось невозможным, чтобы такое объемное, как облако, чудовище, да еще с рогами и копытами, оказалось затиснуто в алюминиевую капсулу.
– Чудны дела твои, Господи, – прошептал Владыка, наблюдая извивы гигантского тела, похожие на пиротехнический дым и, кажется, не обладающие упругостью.
– Отдай попишку! – немного расправившись, потребовал дракон. – Он наш!
– Изыди, сатана, я не знаю тебя! – Владыка защитился золотым нагрудным крестом от дымного смрада.
Дракон выполз в окно, оставив по себе темный густой чад, и вскоре превратился в синюю тучку в западном окне.
Весть о том, что Самойлу уже отпели, быстро облетела окрестные дворы. В дом Александры доставили новую партию бутылей и банки с самогоном, заранее запертые в бане ради сохранности. Их деликатно сгрузили под столом, чтобы не бегать далеко, но Самойло все не умирал. Вопреки всеобщему ожиданию, ему даже становилось лучше.
Среди возбужденных, но пока вежливых земляков бродил Макар. Задумчиво глядя на желтоватый, с грязным осадком самогон, он то ли молился, то ли бредил. Потом по очереди прикоснулся к каждой банке, словно прощаясь.
– Не удалось хлебнуть за помин души, так выпьем за здравие! – провозгласил мужик по прозвищу Шафер. Когда-то он был дружкой на свадьбе у молодых тогда еще и Сани и Самойлы и с тех пор не забывал навещать их семью и в радости и в горе.