Ляга протянул мне ламинированную вырезку из журнала. Это была великолепная цветная фотография. Голая Ная полулежала верхом на огромном черном звере — пантере или гепарде. Зверь скалился, разевая кроваво-красную пасть. Глаза Наи, бездонные и дикие, были подрисованы чуть вкось, по-кошачьи. Кончики грудей и губы ярко подкрашены кармином. Ослепительно белое тело, золотая корона на темных блестящих волосах и широкий алый ошейник на шее. Мерцающий рубин, вправленный в ошейник, отекал кровью.
По краям площадки стояли два столба, красный и черный. Задник декорации наполовину закрывал синий нарочито разорванный и смятый полог, затканный золотыми звездами. Вероятно, он означал сорванный покров царственной Изиды-Урании. Над головой Наи плыл молодой месяц рожками вверх, так изображали корону Астарты шумеры. Во мраке белел античный жертвенник, на нем — полная до краев золотая чаша.
Ночной пейзаж тоже был по-своему примечателен. Колонны отбрасывали густую тень. В ржавых шандалах пылали факелы. Луна, пальмы, песок, обломки колонн, статуи богов со звериными головами — все было настоящим.
Меня бросило в жар — я не знал, что она снималась обнаженной. Что ей пообещали за этот снимок? Может быть, ее шантажировали или околдовали? Оказывается, я ничего не знал о ее жизни в последние три месяца; о том, что она была в Египте и позировала ночью, голая, посреди древних развалин.
— Царица Ночи, Иштар, — прошептал Ляга, — я ведь тоже любил ее с той минуты, как увидел. Жаль, не смог отбить… Дарю.
Он протянул мне фотографию.
— Зачем все это, Ляга, весь этот масонский реквизит? Чаши, факелы, колонны, как из колоды Таро?
— Согласен, во всем этом чувствуется режиссура, точнее, злая воля, черная магия или даже порча. Ты правильно заметил. Картинки Таро зовутся арканами. Возможно, кто-то очень хотел накинуть на нее аркан, закабалить ее силу и красоту.
— Так откровенно?
— Какая разница… Кто обратит внимание на детали, когда такая девушка обнимает ногами пантеру. Кстати, сегодня у нас званый вечер в загородном имении Вараксина. Ваш фрак уже заказан, в лацканы не сморкаться, фалды узлом не завязывать.
Однажды охотник из рода Пай-я попал на Олений праздник. До глубокой ночи люди плясали вокруг костров и ели мясо. Многие уже спали там, где их настигла дремота, когда высокая, статная женщина улыбнулась охотнику и скрылась в тайге. Охотник из рода Пай-я поспешил догнать ее. Казалось, женщина шла очень медленно, но до самого рассвета он так и не смог настичь красавицу. С первым лучом солнца женщина обратилась в росомаху и исчезла меж камней. Встреча человека с демоном не сулит ничего хорошего и крайне неблагоприятна в пути…
Из рассказов Оэлена
Ветер с залива раскачивал китайские фонарики. Голубые, фиолетовые, розовые и оранжевые, они подрагивали и сухо шелестели, как крылья гигантских бабочек. Ночная прохлада ласкала лица и оголенные плечи женщин. Участь мужчин, запакованных в светские смокинги, была намного тяжелее.
Меланхоличное танго сливалось с плеском волн, приглушенными голосами и звоном богемского хрусталя. Согревая в руке бокал с красным вином, я обходил лужайку, где толпились гости Вараксина. Мужчины обсуждали дела и политику, дамы при виде друг друга исполняли «пляску змей». Между ними балетной походкой скользили изящные фавны и нимфы в коротких алых туниках и венках из подвядших роз: выпускной класс балетного училища был мобилизован на отправление тайного ночного культа, на пир Диониса, роскошный, чумной, с едва заметным духом разложения от изысканных яств.
Женщина, ради которой кипел весь этот карнавал, стояла в окружении двух политиков и популярного оперного певца. Она смеялась и подносила к губам бокал с темным вином. Политические «столпы», разгоряченные хмелем и близостью ее обнаженных плеч, разом подтянули обрюзгшие животики, а жеманный певец поминутно откидывал со лба золотистую челку. Что-то обезоруживающее, притягательное было в ней, и я вновь и вновь, против воли, оборачивался на нее. Она несколько раз скользнула по мне взглядом и, наконец, посмотрела вопросительно, отчего вздрогнули ее темные красивые брови, и улыбка стала немного зловещей.
Я был приглашен сюда как один из участников шоу, «волшебник и алхимик, потомок могущественных магов средневековья», как значилось в аннотации, которую составил для этого вечера маститый прозаик А. С. Ляховицкий. Ближе к полуночи, дабы слегка взбодрить пресыщенных гостей, я должен был показать несколько фокусов.
Весь вечер в гуще тел потерянно слонялась пухлая девочка лет десяти-двенадцати, видимо, дочь хозяина. Одетая в короткую клетчатую юбочку и клубный пиджачок, в наивных белых гольфиках с помпонами, она выглядела заблудившейся на балу гимназисткой. За ней в небольшом отдалении неотступно следовала охрана — сухопарые, мужиковатые тетки в черных униформах. Избалованное дитя поминутно задевало гостей, беззастенчиво висло на давних знакомых, ковырялось в пирожных и несколько скандализировало чинную атмосферу бала.
Мимо меня проплыл Ляга, рассеянно внимая приземистому толстяку в широченных клетчатых брюках. Ляга с достоинством нес и свое объемистое брюхо, и бремя популярности.
Вдвоем эта парочка пузатых левиафанов выглядела еще забавнее, чем поодиночке. В фарватере косячком юлили рыбы-прилипалы: эти почитатели талантов на лету хватали крохи, оброненные со стола Платоновых бесед.
— Нет, нет, не уговаривайте меня, — комично капризничал Лягин спутник, — не зануда Платон, и не едкий Сократ, а именно Аристипп, весельчак и умница, — истинная жемчужина греческой философии. Судите сами: как-то тиран Дионисий, изрядно хватив виноградного вина, велел всем своим гостям переодеться в алые одежды и затеять игривые танцы. Платон тут же заявил, что не желает облачаться в одеяние гетер. Чтобы крепче насолить Платону, Аристипп напялил красный плащ и пошел плясать, приговаривая: «Чистая душа никогда не станет развратной, даже с помощью вакханалиевых танцев…» Так что же вы медлите? Пляшите, веселитесь, обнимайте гетер! Такова воля тирана, — толстяк обвел толпу слушателей лукавыми карими глазками.
— Вот ты где, — Ляга вцепился в мой локоть и, жарко дыша, зашептал в ухо. — Поторопись, скоро начнут… Тебе приготовили флигель на берегу.
— Кто это? — спросил я, глазами указывая на высокую даму в длинном бордовом платье, хозяйку бала.
— Знаю только, что у нее мальчишеское имя Денис, она жена Вараксина, и весь этот хоровод он устроил ради нее.
Праздник достиг апогея. Радостно-возбужденные гости разбились на фракции, как алхимический коагулят, и заинтересованно булькали. В ближнем к нам кружке царила рыжеволосая женщина в облегающем «металлическом» платье. Она обернулась и небрежно помахала нам рукой.
— Моя супруга Лина, — смущенно промямлил Ляга.
Он неловко повернулся, загородив свою сногсшибательную женушку. Я успел заметить, что ей лет тридцать. Медно-рыжая челка и огромные стрекозиные очки закрывали верхнюю половину лица. Крупный рот язвительно подрагивал. Тугое платье из серебристой парчи шуршало громко, как хитин. Великолепный бюст немного затруднял ее движения. И все же воинствующая дисгармония, генетический разлад, если и не бросались в глаза, то были заметны. Если считать красоту благословением предков, то здесь наличествовал тысячелетний неоплаченный долг перед эволюцией. Должно быть, поэтому в ней проглядывало что-то от хищного насекомого. Она походила на самку богомола, что, как известно, закусывает избранником с головы, не дожидаясь окончания спаривания.