— Перед исчезновением гиганты мельчают, — загадочно обронила Маша.
— Кстати, у русских был свой титан — богатырь Святогор. Святыми Горами мистики именуют Тибет. А там, в глубинах пещер спят волшебным сном праотцы-великаны. Я основательно изучил русские былины о богатырях. Даже Мать-сыра-земля отказывалась носить Святогора, и ему самому пришлось лечь в каменный гроб.
— Следы гравитационной катастрофы?
— Ты права! — я все больше удивлялся этой девушке. — Считается, что магнитные полюса Земли время от времени смещаются и даже опрокидываются, вызывая очередной глобальный катаклизм, поскольку внутри Земли перекатывается гигантский шар, создающий магнитное поле. Или, скажем, поверхность Земли прокручивается вокруг этого ядра, как шляпа на голове. Вот это смещение и вызывает землетрясения, заливает города лавой, порождает цунами, меняет климат. Так погибла смытая водами Потопа древняя цивилизация Атлантиды, а Гиперборея оледенела. Но остался священный Асгард, город Богов. Тибетцы называют его царством Агартхи, персы — Зима-Вара, русские — Китежем. Исток всегда чище устья. В этой обители хранится духовный закон наших арийских предков. Я ищу эхо изначальной традиции, объединяющей мудрецов и героев, крайний Север и палящий Юг, прагматичный Запад и мистический Восток…
— Не выходя из мышиной норы? — с легкой усмешкой спросила Маша.
— А зачем? Все уже написано в книгах. На вот, почитай-ка мой опус, — я протянул ей рукопись.
Пока я заваривал чай и гремел кружками, Маша с трогательным вниманием листала мои записи, и я испытывал почти любовную радость и волнение от того, что она читает мой труд, написанный этой весной.
— Вот тут у тебя написано про царя Кобу. Это имеет отношение к Сталину?
— А как же… История, Маша — это змея, вцепившаяся в собственный хвост. Мистики называют эту рептилию Уроборус. Обрати внимание, это странное слово читается в обе стороны одинаково, а из пасти Уробороуса изредка высовывается жало великой тайны!
«Коба», точнее «Царь Коба» — один из ранних псевдонимов Сталина. В молодости он был натурой яркой и романтической. Особенно в ту пору, когда, лихо подкручивая усы, грабил почтовые кареты и бегал от царской охранки. В своих воззваниях он клеймил чиновников и полицейских сатрапов, писал возвышенные стихи, некоторые из которых тут же включались в школьные хрестоматии. Исторический Коба, или Кавад — персидский царь Кобадес из династии Сасанидов. Он правил в шестом веке нашей эры. По свидетельству греческих историков, был он великим волшебником. Среди его сокровищ был магический перстень с алым камнем. Внутри камня обитала говорящая голова со змеями вместо волос, подобная Медузе Горгоне.
Но Коба был не просто царем, он был первым в истории царем-коммунистом! Его учителя — маги зороастрийцы, требовали разделить имущество богатых между всеми и жить в братской любви и поклонении Солнцу — символу справедливости. Кобадес пропитался идеями равенства и приступил к решительным действиям. Конечно же, придворные ретрограды возненавидели своего царя, он был свергнут и заключен в тюрьму. Прекрасная женщина помогла ему бежать, и Коба вернул себе престол. Кстати, Сосо Джугашвили не только принял на себя имя древнего царя-мага, но и следовал по его стопам. Он рано окунулся в мечты о царстве справедливости, он пережил гонения, и влюбленная русская девушка помогла ему бежать из ссылки. Он сумел создать новую религию, религию Великой борьбы и великой Победы, и все, кто поняли это, становились жрецами красной веры.
Но единожды примерив маску Кобы, не так-то легко ее снять. За два года до своей смерти Кобадес зверски расправился со своими сторонниками и учителями. Маздакитов заманили на пир, где все маги-коммунисты были уничтожены. Не так ли Сталин расправился со старой ленинской гвардией, непреклонной и тайно враждебной? Он сделал ставку на молодежь и оказался прав. Кстати и царь Коба сразу после постыдного кровопролития, силой покорил Восточную Грузию, но эти деяния не помешали ему остаться героем всего Закавказья.
— История, действительно, похожа на змею, кусающую собственный хвост.
— Не совсем верно, временами она напоминает кобру, изготовившуюся к атаке. Позвольте, сударыня… А теперь долгожданный сюрприз! — со значительной миной я вынул из ее рук листы с «Чингизиадой», достал трость, крепко щелкнул змея по носу и артистичным жестом перевернул тайник, чтобы перстень выпал в подставленную ладонь: — Алле, оп!
Перстня не было! Я выскреб из трости остатки пуха. Ничего… Представляю, каким идиотом я казался ей в эту минуту.
— Маша, он был! Был здесь еще вчера! Ты мне веришь?
— Конечно, верю, — ответила Маша, — и что там пряталось от света?
— Перстень с огромным рубином.
— Тот самый, о котором ты пишешь? Это что совпадение или шутка?
— Промысел судьбы! Знаешь, я уже убедился, если встаешь на тропу поиска, тебя, с одной стороны, стараются спихнуть. Но с другой — посылают ободряющие знаки…
— «Есть многое на свете, друг Арсений, что и не снилось нашим мудрецам…» Откуда у тебя этот раритет? — Маша указала глазами на тросточку.
— Наследство одного фокусника. Ничего не понимаю… Я всю ночь чуть ли не в зубах ее держал.
— Да, вот это фокус… У тебя, наверное, были попутчики?
При воспоминании об экстравагантной Анели я невольно опустил глаза:
— Была… попутчица.
— Какая-нибудь бодрая старушка донимала тебя рассказами о правнуках, и к утру ты уснул как убитый?
— Сознаюсь: она была красивая и молодая, к тому же с гривой рыжих волос.
— Все ясно… Наверняка поезд еще где-то в тупике. Если у проводника остались билеты, то эту красотку еще можно разыскать.
Близился вечер, в прозрачно-светлой, поредевшей листве ожили робкие фонари. Проспекты пылали неоновым пожаром, искрили колючими вспышками и всполохами. Я вновь взял ее за руку и пробормотал, словно извиняясь:
— Боюсь потерять тебя в этом море огней.
— Я тоже боюсь… Когда идешь одна, по огромному чужому городу, мимо зеркальных витрин, мимо шикарных авто и неоновых вспышек, мимо скользящих отражений, мимо равнодушных манекенов и людей с пустыми холодными глазами, мне кажется, что я — сон среди снов, плоское отражение в стекле. В этом кристальном городе нет ничего живого, настоящего. Здесь «быть» равняется «иметь». И даже не «иметь», а просто «казаться». Этот город выдуман злым волшебником.
Я даже не удивился ее словам, ведь это были мои собственные мысли:
— Я, Маша, родился в городе, но горожанином себя не считаю. Мои корни в Сибири.
— В крови шумят седые кедры и таежные реки бунтуют? — улыбнулась Маша.
— Нет, ты послушай! «В Сибири у нас народ другой, чем в России: вольный, смелый. И край-то у нас какой. Енисей течет тысячи километров, а шириною против Красноярска — верста. Берега у него глинистые, розово-красные. И имя отсюда — Красноярск. Про нас говорят: „Краснояры — сердцем яры“. Горы у нас целиком из драгоценных камней: порфир и яшма…»