– Я думаю, Фродо, вам не стоит возвращаться сюда. Когда-нибудь осенью, когда деревья будут стоять в багрянце и золоте, поищите-ка лучше Бильбо в ваших лесах. Я тоже буду с ним.
Никто больше не слышал этих слов, и Фродо никому не стал о них говорить.
Покинув Дольн, хоббиты в сопровождении Гэндальфа повернули, наконец, в сторону Шира. Им очень хотелось поскорее вернуться домой, но Фродо вдруг приболел. Когда им пришлось переправляться вброд через Гремячую, он с трудом на это решился. Казалось, он плохо понимал, что происходит вокруг, и после переправы промолчал весь день. Это было шестое октября.
– Больно, Фродо? - тихонько спросил Гэндальф, подъехав к хоббиту.
– Да, - так же тихо отозвался Фродо. - В плече. Рана ноет и… как вспомню, так тяжело делается. Сегодня как раз год.
– Увы! - вздохнул маг. - Не все раны удается излечить насовсем.
– Моя, боюсь, из таких, - ответил Фродо. - Мое возвращение - ненастоящее. Может, я и приду в Шир, но ни страна, ни я прежними уже не станем. Кинжал, потом Шелоб, а потом еще и зубы этого несчастного - так много всего. А самое главное - моя ноша, она все еще давит на сердце. Где я найду покой?
Гэндальф не ответил.
В конце следующего дня недомогание прошло, и Фродо снова был весел, так весел, словно и не помнил о черной тоске накануне. Все складывалось удачно, и дни летели быстро. Путешественники неспешно проезжали лесами, горевшими под осенним солнцем багряными и золотыми красками. Так добрались до Заветери.
Вечерело, и тень от холма лежала на дороге. Фродо попросил поторопиться и целую милю ехал, не глядя на холм, низко опустив голову и кутаясь в плащ. Этой ночью погода переменилась, западный ветер принес с собой дождь и громко гудел в кронах, а желтые листья птицами реяли в воздухе. Когда они добрались до Чагрого Бора, деревья стояли уже голые, а глухая завеса дождя скрывала Брыльский Холм.
Промозглым вечером в конце октября пятеро путников поднялись по дороге к южным воротам Брыля. Ворота оказались крепко заперты. Дождь сыпал в лицо, по темнеющему небу спешили низкие тучи, и путешественники слегка приуныли - они рассчитывали на большее радушие.
Кричать пришлось долго. Наконец явился привратник со здоровенной дубиной. Он долго и подозрительно разглядывал странников через окошечко, но, признав Гэндальфа, а потом и хоббитов, повеселел и радушно приветствовал их, словно не замечая невиданных одеяний.
– А-а, входите, входите, - приговаривал он, отпирая ворота. - Здесь то в сырости да холоде что за разговор. Мерзкая погода. Но старый Суслень рад будет. Там в «Пони» и услышите все, что слышать стоит.
– А ты там потом услышишь все, что мы расскажем, и даже больше, - рассмеялся Гэндальф. - А где же Гарри?
Привратник нахмурился.
– Ушел, - сказал он. - Но лучше спросите Маслютика. Доброго вам вечера.
– И тебе тоже, - ответили они.
Сразу за воротами обнаружилась длинная низкая хижина. Оттуда тотчас высыпали люди и уставились на них через забор. Дом Хвоща за поломанным плетнем стоял с заколоченными окнами.
– Как думаешь, Сэм, не убил ты его своим яблоком? - поинтересовался Пиппин.
– Вряд ли, - отозвался Сэм. - Да плевать мне на Хвоща. Вот что стало с бедным пони, я хотел бы узнать. Он у меня долго из головы не шел; и как волки воют, и прочее…
Наконец, добрались до «Резвого Пони». Хорошо хоть трактир не изменился, во всяком случае, снаружи. В нижних окнах за красными занавесками горел свет. На звяканье колокольца явился Ноб, приоткрыл дверь, выглянул и, увидав их под фонарем, вскрикнул от удивления.
– Господин Маслютик! Хозяин! - заорал он. - Они вернулись!
– Да неужто? Ну, я их проучу, - донесся голос Маслютика, и тут же появился он сам с дубинкой в руках. При виде хоббитов и мага непривычно мрачное лицо хозяина вытянулось от удивления, а потом расплылось от радости.
– Ноб! Дурень шерстоногий! - загремел он. - Ты что, по именам старых друзей не мог назвать? Не пугай ты меня так больше, сам знаешь, какие времена. И откуда же вы? Я уж не чаял вас увидать больше. Ведь это же надо: уйти в Пустоземье, да с Колобродом с этим, а вокруг - еще Черные! Истинная правда - радуюсь, а уж Гэндальфу - больше всех! Входите, входите! Комнаты те же что и раньше прикажете? Свободны, свободны. Эх, чего скрывать, теперь почти все комнаты свободны, да вы и сами скоро увидите. Побегу, присмотрю за ужином, все ведь сам теперь, рук не хватает. Эй, Ноб, кляча мохноногая! Кликни Боба! Ах да, нет же Боба-то, домой нынче на ночь отправился. Ладно. Ноб, отведи пони на конюшню. А своего коня Гэндальф, конечно, сам отведет. Прекрасное животное, я это сразу сказал, едва увидел. Ну, входите! Будьте как дома!
Какие бы времена ни были, болтливость Маслютика оставалась при нем. Можно было подумать, что он и впрямь закрутился ужасно, но в доме было тихо, из общей залы доносился негромкий разговор: голоса два-три, не больше. Когда хозяин зажег свечи, гости увидели, что морщин от забот на его лице заметно прибавилось.
Они спустились коридором в ту самую комнату, в которой провели ночь больше года назад. Старина Маслютик доблестно пытался скрыть какие-то неприятности. Что-то в «Резвом Пони» было не так. Это настораживало.
Как они и предполагали, Маслютик зашел после ужина узнать, не надо ли чего. Но ни в пиве, ни в ужине перемен к худшему никто не заметил.
– Теперь уж я не отважусь приглашать вас в общую залу, - сказал Маслютик. - Вы устали, а там, почитай, все равно никого нету. Но если бы вы уделили мне полчасика перед сном, я был бы рад поговорить с вами без посторонних.
– Можешь начинать хоть сейчас, - предложил Гэндальф. - Мы не устали. Промокли, замерзли, проголодались - это да, но ты уже нас вылечил. Присаживайся. А если у тебя еще и табак есть, совсем нас ублажишь.
– Может, чего другого пожелаете? - смущенно предложил Маслютик. - С табаком как раз туго сейчас, обходимся тем, что сами выращиваем, да какой в Брыле табак! Ширского-то теперь нет. Эх, ладно, ради такой встречи поищу.
Он умчался и вскоре вернулся с кисетом, в котором хоббиты обнаружили крупные, плохо порезанные листья.
– Ничего лучше нет, - вздохнул хозяин. - С листом из Южной Чети, конечно, не сравнить. Само собой, во всем остальном Брыль первый, вы уж извините, но по части табака нам с Широм не тягаться.