– Конечно, конечно, – согласилась она, но я ее уже вычеркнула.
Три следующие были ненамного лучше. Внешне они удовлетворяли запросам Миранды – агентство и в самом деле изучило ее вкусы, – но ни одной из них я не доверила бы присматривать за своим будущим племянником (или племянницей), а именно этим критерием я руководствовалась. Одна с превосходными результатами окончила педагогический факультет Колумбийского университета, но пропускала мимо ушей все, что я говорила о специфике предполагаемой работы. Другая прежде встречалась со звездой НБА и считала, что теперь она «этих знаменитостей насквозь видит». Но когда я спросила, имеет ли она опыт общения с детьми знаменитостей, она наморщила носик и объявила, что «эти золотые детки всегда такие избалованные». Вычеркиваем. Третья, и самая многообещающая, выросла на Манхэттене, только что окончила Мидлбери [11] и собиралась с год поработать няней, чтобы скопить денег на поездку в Париж. Я спросила, означает ли это, что она говорит по-французски, и она кивнула. Проблема состояла в том, что она была типичной жительницей Нью-Йорка и не водила машину. Не хочет ли она научиться, спросила я. Нет, ответила она. Ей кажется, что в городе и так уже достаточно машин и еще одна совершенно ни к чему. Снова вычеркиваем. Остаток дня я провела, соображая, как потактичнее сказать Миранде, что если девушка привлекательна, хорошо сложена, без стеснения общается со знаменитостями, живет на Манхэттене, умеет водить машину, плавать, говорить по-французски, имеет высшее образование и может свободно распоряжаться своим временем, вряд ли она захочет быть няней.
Миранда, должно быть, читала мои мысли: телефонный звонок не заставил себя ждать. Я моментально подсчитала, что ее самолет приземлился в парижском аэропорту пару минут назад, теперь, согласно посекундному расписанию, с великой тщательностью разработанному Эмили, она должна была следовать в машине в направлении «Ритца».
– Офис Мир…
– Эмили! – Она была чуть ли не в истерике. Я мудро рассудила, что сейчас не время поправлять ее. – Эмили! Водитель привез мне не тот телефон, и у меня теперь нет ни одного номера. Это неприемлемо. Абсолютно недопустимо. Как я могу поддерживать деловые контакты, если в моем телефоне нет ни одного нужного номера? Немедленно соедините меня с мистером Лагерфельдом.
– Да, Миранда. Пожалуйста, подождите минуточку.
Я перевела ее в режим ожидания и призвала на помощь Эмили, хотя проще было бы сразу проглотить телефонную трубку. Ведь нам все равно ни за что не успеть определить местонахождение Карла Лагерфельда за те несколько секунд, что пройдут до того, как Миранда рассвирепеет и примется вопрошать: «Ну так где же он? Почему вы так долго возитесь? Вы что, не умеете обращаться с телефоном?»
– Ей нужен Карл! – крикнула я Эмили. Она тут же принялась бешено рыться в бумагах, листы разлетелись по всему столу.
– Слушай, у нас есть двадцать или тридцать секунд. Ты возьмешься за Биарриц и водителя, а я – за Париж и секретаршу, – громко командовала она, в то время как пальцы ее так и летали над клавиатурой. Я дважды кликнула на ярлык огромного списка абонентов, который мы специально на случай такой вот запарки поделили надвое; оказалось, что мне выпало звонить по пяти номерам: первый дом в Биаррице, второй дом в Биаррице, кабинет, бассейн и водитель. Лишь мельком проглядев список, я могла убедиться, что Эмили досталось целых семь парижских номеров, а ведь были еще номера в Нью-Йорке и Милане. Лучше было и не начинать.
Я набрала первый номер и перешла ко второму, но тут увидела, что красная лампочка перестала мигать. На случай если до меня не дошло главное, Эмили объявила, что Миранда прервала связь и вышла из режима ожидания. А ведь прошло всего десять или пятнадцать секунд – она сегодня уж что-то слишком нетерпелива. Ну и конечно, телефон тут же зазвонил снова, и Эмили, вняв моему умоляющему взгляду, сама сняла трубку. Не произнеся и трех слов своего обычного приветствия, она закивала и принялась успокаивать Миранду. Я между тем уже дозвонилась в бассейн и попала на женщину, которая ни слова не знала по-английски. Да что это, помешались, что ли, все на этом французском языке?
– Да, да, Миранда. Мы с Андреа уже ищем его. Вот-вот найдем. Да, я понимаю. Конечно, это очень неприятно. Может, вы позволите перевести вас на минуточку в режим ожидания? Через десять секунд вы свяжетесь с ним, хорошо?
Она нажала на кнопку и принялась стремительно набирать один номер за другим. Я услышала, как она пытается говорить на ужасном ломаном французском с кем-то, кто явно никогда не слышал имя Карла Лагерфельда. Мы покойники. Покойники. Я уже заканчивала разговор с чокнутой француженкой, которая истерично вопила что-то в трубку, как вдруг увидела, что красная лампочка снова тускнеет. Эмили продолжала усердно набирать номера.
– Она опять! – крикнула я голосом реаниматолога, увидевшего на экране кардиографа ровную линию.
– Твоя очередь! – взвизгнула Эмили. Ее пальцы летали по клавишам телефона. Звонок последовал незамедлительно.
Я сняла трубку и даже не стала ничего говорить: я не сомневалась, что голос на другом конце линии не заставит себя ждать. Так и вышло.
– Ан-дре-а! Эмили! С кем это я разговариваю… и почему с вами, а не с мистером Лагерфельдом? А?
Моим первым побуждением было хранить молчание, потому что огонь тяжелой артиллерии и не думал стихать; но, как обычно, мои лучшие побуждения оказались тщетны.
– Алл-ооо? Есть там кто-нибудь? Неужели ни одна из моих секретарш не способна обеспечить простое телефонное соединение? – Ее голос источал сарказм и презрение.
– Нет, Миранда, конечно, дело не в этом. Я прошу прощения, но… – мой голос слегка дрожал, и я никак не могла унять эту дрожь, – дело в том, что мы, кажется, не можем отыскать мистера Лагерфельда. Мы уже позвонили по меньшей мере по восьми…
– «Кажется, не можем отыскать»? – передразнила она высоким тонким голосом, в котором не было ничего моего – вообще не было ничего человеческого. – Как прикажете понимать это ваше «кажется, не можем отыскать»?
Интересно, какое именно из этих четырех простых слов оказалось выше ее понимания? Кажется. Не. Можем. Отыскать. Для меня все было вполне очевидно: даже если мы разобьемся в лепешку, это все равно не поможет нам отыскать Карла Лагерфельда. Поэтому вы, леди, с ним сейчас и не разговариваете. Найдите его сами, если сможете, тогда и поговорите. Десятки язвительных ответов вертелись у меня на языке, но я повела себя, как первоклашка, которую поставили в угол за то, что она болтала на уроке.