По ту сторону Ла-Манша | Страница: 30

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Как раз в то время коробейник девятнадцати лет, вошедший в город пешком со стороны Шерве, был схвачен драгунами и допрошен. У него был подозрительный южный выговор. После того, как его избили, он признался, что привержен культу, и далее признался, что желает отречься. Его привели к священнику, который дал ему отпущение грехов и записал его имя в регистр отречений. Коробейник поставил знак рядом со своим именем, и двое драгун, гордясь своей ревностностью и уповая, что она будет вознаграждена, расписались как свидетели. Коробейнику позволили продолжить путь без его товара. Анри Шеньи, возраст пятнадцать лет, смотрел на избиение, которое происходило на площади, и когда жертву повели в церковь, драгун, которого он прежде не видел, сказал ему на грубом языке севера:

— Важно ли, какая дорога, если она ведет в Рай?

Анри Шеньи не понял, что было сказано, но распознал слово «Рай».

Сначала обращения происходили быстро за счет старых, слабых, одиноких и тех детишек, которых насильственно прельщали многоцветьем и пышностью. Но несколько недель спустя число отрекающихся уменьшилось. Так случалось часто, и было известно, что драгуны нередко прибегали к особым мерам, чтобы обращения продолжались.

Когда о подати объявили впервые, нашлись такие, кто решил бежать, кто слышал, что можно добраться до Сен-Назера и обрести землю обетованную где-то еще. Две семьи покинули город таким образом, после чего приверженцам культа интендант приказал снести и спалить огнем дома, которые они оставили, а неуплаченная подать не была забыта, но возложена на тех, кто остался. Когда еретик обращался в религию короля, его подать делилась между оставшимися еретиками, и таким образом поборы с них росли по мере того, как их возможности платить уменьшались. Некоторых это ввергало в отчаяние, но другие, потеряв все, только еще больше укреплялись в решимости не потерять веру, во имя которой уже потеряли все. И миссионеры в сапогах встречали возрастающее сопротивление по мере продолжения своих трудов. Это также было известно и предвиделось.

Вскоре после того, как инструменты Пьера Шеньи были проданы, Анна Руже, сестра его матери, занедужила и стала первым отрекшимся членом семьи. Когда драгуны увидели, что она ослабела от лихорадки, они уступили ей кровать, а сами спали на полу. Эта учтивость была обдуманна, ибо не успела она водвориться на кровать, как солдаты объявили, что болезнь ее смертельна, и призвали попа религии короля. Королевским указом было установлено, что когда протестант-еретик находится при смерти, священник имеет право посетить его на смертном одре и предложить страдальцу возможность возвратиться в смерти в лоно Святой Матери Церкви. Эти посещения, при которых членам семьи присутствовать запрещалось, должны были происходить в присутствии судейского чиновника, а священнику воспрещалось прибегать при обращении к какому-либо насилию. Однако такие правила и условия соблюдались со всей строгостью не всегда. Судейский чиновник был занят, и священника сопроводил во двор Шеньи офицер драгун. Семью выгнали под жаркое небо, два драгуна охраняли дверь, и через шесть часов Анна Руже была вновь принята в лоно Церкви, в котором провела первые тридцать лет своей жизни. Священник удалился довольный, а вечером солдаты востребовали кровать и вернули Анну Руже на пол.

— Почему? — спросил Пьер Шеньи.

— Не тревожь меня, — ответила Анна Руже.

— Почему?

— Истинна одна или другая.

Сверх этого она ничего не сказала и умерла два дня спустя, но из-за лихорадки, отчаяния или отступничества — Пьер Шеньи так и не понял.

Следующим отрекся мальчик Даниель девяти лет. Его увели в церковь религии короля и объяснили, что Анна Руже, которая заменила ему мать, ожидает его на Небесах и что, конечно, он когда-нибудь обязательно снова с ней увидится, если только перестанет прилежать ереси и не предпочтет гореть в Аду. Потом ему показали прекрасное облачение и позолоченный реликварий, хранивший мизинец святого Бонифация; он вдыхал запах ладана и рассматривал чудовищ, изваянных под хорами, — чудовищ, с которыми непременно встретится, если по доброй воле предпочтет гореть в Аду. И на следующее воскресенье во время мессы Даниель Шеньи публично отрекся от храмового культа. Его обращение было воспринято с великой и внушительной торжественностью, а потом его ласкали и хвалили женщины религии короля. В следующее воскресенье Пьер Шеньи и его старший сын хотели помешать драгунам отвести Даниеля к мессе; их избили, а мальчика все равно отвели в церковь. Оттуда он не вернулся, и священник сообщил Пьеру Шеньи, что его поместили в безопасное от измены место — в Колледж иезуитов по ту сторону Монтань-Нуар, и что его обучение там будет оплачивать семья, пока она не сочтет за благо отречься от ереси.

Теперь среди еретиков остались только упрямцы. И вот тогда-то интендант назначил сборщиком подати ведущего протестантского землевладельца в их области Пьера Аллонно, сеньора Ле Болье, fermier [108] де Куто. И мгновенно его официальной обязанностью стало тут же уплатить все накопившиеся недоимки всех приверженцев культа с того дня, когда была введена подать. Ему это было не по силам, но, будучи тут же разорен, он уже не мог втайне помогать упрямцам.

Трое драгунов прожили во дворе Шеньи два месяца. Все куры и обе свиньи были съедены, вся мебель за малым исключением была истоплена, древесина Пьера Шеньи была сожжена вся, кроме кучи ничего не стоящих обрезков в глубине мастерской. Те в городе, кто мог оказать помощь семье, были равно обездолены. Каждый день Пьер Шеньи и его сын Анри были вынуждены бродить по лесам и лугам, чтобы раздобыть еды. Двое солдат ходили с ними, оставляя офицера сторожить Марту. Добыть достаточно еды для шести ртов было трудно, а два драгуна не оказывали никакой помощи в погоне за кроликом или в поисках грибов. Если еды было недостаточно, чтобы солдаты наелись до рыгания, семья Шеньи оставалась голодной.

Вернувшись после такой ежедневной фуражировки, Пьер Шеньи и Анри Шеньи обнаружили, что офицер уложил Марту Шеньи тринадцати лет с собой в кровать. Это зрелище вызвало у Пьера Шеньи много гнева и отчаяния; только его религия помешала ему в ту же самую ночь постараться убить офицера.

На следующий день офицер решил сопровождать двух еретиков в поисках еды, а один солдат остался сторожить Марту. Этот солдат тоже уложил ее с собой в кровать. Никаких объяснений не предлагалось, никакие объяснения не требовались. Марта Шеньи отказывалась говорить с отцом или братом о том, что произошло.

Девять дней глядя, как с его сестрой обходятся как с блудницей, Анри Шаньи отрекся от своей веры. Но это не помешало драгунам по-прежнему класть его сестру в кровать, как блудницу. И вот в следующее воскресенье в церкви Анри Шеньи выплюнул изо рта святую облатку и святое вино, которые принял от священника. За это кощунство против тела и крови Господа Нашего Анри Шеньи, как положено, предстал перед епископским судом, был приговорен к смерти и передан солдатам, которые сожгли его огнем.

Потом солдаты разлучили Пьера Шеньи с дочерью, не разрешали им разговаривать друг с другом. Марта вела хозяйство и блудила с драгунами, ее отец охотился для пропитания и рубил в лесу дрова, потому что осенний воздух теперь становился знобким. Пьер Шеньи, который перенес тягчайшие страдания, решил неколебимо противиться отступничеству до последнего вздоха. Его дочь была столь же тверда в своей вере и переносила свои ежедневные испытания со стойкостью мученицы.