— Сиськи?
Последняя часть нашего тройного теста, требующая, ко всему прочему, и немалой проницательности.
— Почти не просматриваются. Скорее всего просто пара прыщей, и это я еще великодушно преувеличил.
— Ага. — Тони расслабился, вполне довольный.
На самом деле он ничего интересного не пропустил.
Мы с Тони частенько скучали вместе. Не в смысле, что нам было скучно друг с другом, — разумеется, нет. Мы были в том возрасте, когда друзья могут тебя раздражать, напрягать и бесить, когда они могут тебя предать, когда они могут быть глупыми или злыми, но с ними никогда не бывает скучно. Вот со взрослыми — всегда скучно. Их здравомыслие скучно, их почтительность скучна, и даже то, что они не наказывают тебя по всей строгости, хотя ты сам понимаешь, что достоин самого строгого наказания, — это тоже скучно. Взрослые были полезны именно потому, что они скучны: идеальный «сырой материал», причем всегда предсказуемый в своих реакциях. Они могут быть добрыми и несуразными или злыми и вредными; но они всегда предсказуемы. Глядя на них, ты заранее веришь в целостность человеческого характера.
— И кем мы сегодня будем? — иногда спрашивал я или Тони. Это было предельное неприятие статуса взрослого. Взрослые всегда оставались собой. Мы же, по общему мнению окружающих, еще не выросли и не сформировались. Никто не знал, что в итоге из нас «получится». Так что мы могли пробовать разные варианты, по собственному усмотрению.
— И как ты думаешь получаться?
— Как желе?
— Как огонь?
— Как кадет военного училища сухопутных войск?
Из нас пока что еще ничего не получилось. Мы были изменчивы, непостоянны — и это было наше нормальное состояние. Все позволено. Все возможно.
— Так кем мы будем сегодня?
— Давай побудем болельщиками «Первых».
Это была заманчивая идея. Мы с Тони всегда искали в себе какие-то новые черты характера, и нам всегда нравилось пробовать что-то совсем уже необычное и чужое. Директор школы упорно призывал всех учащихся средних и старших классов тратить ценное время в субботу после обеда на поддержку школьной регбийной команды, и особенно — на выездных матчах, где присутствие пяти—десяти родителей со стороны противника, которые истошно орали, поддерживая своих, плюс дезориентация от поездки на незнакомую станцию метро почти всегда подрывали моральный дух нашей отнюдь не стабильной команды. В тот день наши играли с командой из Мерчант-Тейлорз-Скул, [53] всего в десяти минутах езды на велике от Иствика. В общем, мы с Тони решили пойти.
— А как мы будем себя проявлять, — спросил я, — напролом или по-умному?
— Слишком по-умному лучше не надо, а то нас Телфорд заметит.
— Логично.
— И напролом тоже, наверное, не нужно.
— Согласен.
Телфорд — это тренер «Первых». Форменная скотина, тиран в непромокаемом плаще, который ездил на выездные матчи на своем «сингер-воге» и чьи неустанные вопли «Держаться, школа, держаааАААться!» разносились по всему полю, прихваченному морозом, и были слышны даже с противоположной боковой линии.
— В любом случае лучше держаться подальше от Телфорда.
— Ага. Мне кажется, что сначала нам надо действовать напролом, но с предельным воодушевлением — скакать на скамейках, махать шарфами, выкрикивать счет… на всякий случай, чтобы вдруг не забыли. А потом, когда наши начнут проигрывать, мы будем с тобой продолжать в том же духе, так что постепенно все превратится в обыкновенное издевательство, но Телфорд придраться не сможет.
Это был вполне надежный план. Расположившись на самой «малолюдной» боковой линии, мы с Тони истошно орали, скакали на месте и вообще всячески веселились, пока наша команда неумело возилась на поле, упускала блокирующих полузащитников противника, роняла мяч, выпадала в офсайд, передавала вперед буквально за несколько дюймов от линии и бездарно дралась за мяч.
— Ну что же ты, школа!
— Держи оборону, школа!
— Сильнее и ниже, дубина, сильнее и ниже!
— Давай, школа, давай! Держись! Ну что такое?! Давай держись! Хороший шанс отыграть очко!
— Всего тридцать очков, школа! Второй тайм будет за нами!
— Падай, ну падай же! Умри за мяч!
Последний вопль был самым злобным. Каждый раз, когда никто не владел мячом и он свободно катился по полю, а хиленький центральный инсайд, которого явно взяли в игру на пробу, делал вид, что он ждет, пока мяч прекратит скакать, а на самом деле с опаской поглядывал на приближающуюся компанию нападающих из команды соперников, мы с Тони буквально взрывались. Если парень не падал на мяч, он покрывал себя вечным позором как трус. Если он поднимал и выбивал мяч за боковую линию до того, как на него нападали соперники, он все равно покрывал себя вечным позором как трус. Если он падал на мяч, у него были все шансы уйти с поля вполне удовлетворительно покалеченным, поскольку технические приемы защиты в «завале» в школьном регби преподавали, естественно, на примитивном уровне. Самый прикол был в том, чтобы заставить беднягу упасть на мяч раньше, чем нужно, а потом наблюдать за тем, как он лежит, пока его окончательно не затопчут, после чего он еще получает замечание от судьи за то, что мяч вовремя не вернулся в игру.
Матч продолжался, поднялся ветер, который был явно не в нашу пользу, все пасы наших сносило вперед, и соперники играюче удвоили преимущество. Мы с Тони очень жалели, что у нас в школе нет ни одного игрока калибра Камю или Генри де. Постепенно наши сместились к противоположной боковой линии. Удары ногами даже с нашего конца поля неизменно были направлены в самую «трудную» сторону; и все пасы тоже. Один раз, когда у нашей команды появился редкий шанс провести удар, наш полузащитник (Фишер Н. Дж. — человек при полном отсутствии интеллекта) не заметил открывшейся бреши в обороне противника и мощным пинком послал мяч за боковую линию, чуть не зашибив при этом нас с Тони. Мяч просвистел между нами на уровне полного абзаца нашим будущим детям и отлетел ярдов на тридцать. Почему-то нам с Тони совсем не хотелось за ним бежать, мы остались стоять на месте и продолжали орать как резаные:
— Кто-нибудь, мяч заберите!
— Пора уже поднажать! Самое время!
— Давайте, последний рывок!
— Ну давайте, держитесь!
— Опять мяч упустили… Давайте пожестче, пожестче!
— Да отбери ты его уже, сколько можно возиться!
— Сильнее и ниже, сильнее и ниже!
— Падай! Умри за мяч!
Мы поступили по-умному: смылись минут за пять до конца матча. В последний раз выкрикнув «Школа, вперед!», мы потихоньку свалили. Теперь мы не увидим всю эту радость целых два дня.