Он вздохнул, и не потому, что она упомянула о Празднике лета. Сара привлекла его внимание к своим губам, полным и пухлым. Они были созданы для поцелуев.
— Никак.
— Я не понимаю, почему ты так циничен в этом, — сказала она.
— Я циничен во всем.
— Нет, это не так.
— Послушай, — сказал он, — мне кажется, что небольшой фестиваль не может сильно помочь городку. Я не понимаю, на что ты рассчитываешь.
— Он вернет летних туристов. Он оживит тут все. Он принесет нужные деньги. Он снова вернет нас на карту. Все те люди, что приедут сюда, поймут, насколько это прекрасное место для жилья.
«Оставь ее с иллюзиями», — приказал себе Салливан.
Но он так не сделал. На самом деле, он внезапно почувствовал, что ему уже порядком надоели иллюзии. Например, иллюзия, что он когда-нибудь поцелует эти восхитительные губы.
Его мрачный цинизм сможет затушить исходящий от нее свет буквально за три секунды.
— Знаешь, Сара, я здесь не очень давно, но этот город бедствует потому, что несколько градообразующих предприятий свернули свое производство. Заводы закрыты. Как это может быть прекрасным местом для жилья, если тут нет работы? Что действительно надо Кеттлбэнду, так это рабочие места. Реальная, постоянная работа.
— Но твоя сестра вместе с семьей переехала сюда, — сказала она.
— Джонатану приходится постоянно ездить в Мэдисон. Он снимает квартиру недалеко от работы и остается там, если слишком устает. Он многим жертвует ради того, чтобы моя сестра могла жить в маленьком городке своей мечты. Я думаю, что эта авария случилась из-за его утомленности постоянными поездками.
— И ты сказал это своей сестре? — спросила она, откровенно ужаснувшись.
— Да, сказал.
К сожалению. В конце концов, он все равно остался без печенья, даже после того, как сказал сестре о своем согласии на интервью.
— Не надо было это говорить ей.
— Это реальность, — сказал он.
Она вздрогнула.
— Праздник лета поможет Кеттлбэнду, — сказала она уперто.
— Я тут проверил кое-что. Его отменили, потому что затраты никак не оправдывались временным наплывом посетителей.
— Я очень осторожна с бюджетом, который мне выделили. Я пополняю его еще с несколькими людьми.
— Я знаю. Моя сестра отдаст на благотворительность мои печеньки.
Одна мысль об этом делала его мрачным. Как и то, что Сара Макдугалл, с ее добрыми глазами и желтым сарафаном, выманила у него информацию, которую он был не готов обнародовать.
— Знаешь, что я думаю? — спросил Салливан. Он решил побыть немного злобным. Ему нужно было срочно восстановить барьеры, пока она не прорвалась через них. Он хотел, чтобы она знала, что он не нуждается в ее сочувствии. Он хотел выгнать из ее глаз остатки нежности. От такого взгляда у мужчины, потерявшего веру в хорошее, возникает сомнение по поводу правильности своего одинокого образа жизни.
— Что ты думаешь? — неуверенно спросила она. Что-то настораживало ее.
— Ты думаешь, что, окунувшись с головой в организацию Праздника лета, ты излечишь свое разбитое сердце, — сказал он.
Она напряглась. Он с облегчением увидел, как ее взгляд мрачнеет.
— Какое разбитое сердце? — спросила она настороженно.
— Такая девушка, как ты, приезжает в город, как этот, только если она пытается сбежать от чего-то.
— Это неправда! — воскликнула она.
Он спокойно посмотрел на нее. Может быть, потому, что она заставила его выдать свою тайну, ему нужно было сделать так, чтобы она выдала свою. Хотя все было не настолько сложно. Он пытался отпугнуть ее, пока не привязался.
— Знаешь, Праздник лета, каким бы успешным он ни был, не даст тебе тех же эмоций, как в детстве.
— Откуда ты знаешь, как я чувствовала себя в детстве? — спросила она пронзительным шепотом.
Он фыркнул:
— Ты чувствовала, что каждая твоя мечта может осуществиться. Тебя переполняли надежда и романтические иллюзии.
Сара уставилась на него, и маленький румянец гнева разгорелся у нее на щеках. Затем она резко встала и швырнула ему список аккуратно напечатанных вопросов:
— Вот. Сам пробегись по вопросам. Я уверена, что у тебя получится придумать ответы, которые хотя бы не оскорбят тех, кто будет смотреть телевизор.
Он разозлил ее. И обидел. В конце концов, это пойдет только на пользу. Было в ней что-то заставлявшее рассказывать слишком много. Нечто такое, что наводило мужчину на размышления об отношениях.
Через витрину кофейни он наблюдал, как она уходила, уверенно раскачивая бедрами от злости, ее желтый сарафан струился вокруг стройных ног. Он поднял бумаги, которые она швырнула ему, надел фуражку и натянул козырек на глаза. Его униформа, его работа всегда были подобием щита. Как у нее получилось пробиться через него, даже не напрягаясь? И почему у нее получилось возбудить в нем любопытство? Он узнал кое-какую правду о ней, но казалось, что ему нужно больше. Будучи в прошлом детективом, он владел разными способами узнать информацию о человеке без его ведома.
Сара была в ярости.
— Самодовольный, заносчивый, — бормотала она про себя, быстро уходя от кафе, высоко подняв голову. — Как он посмел?
Было унизительно, что он каким-то образом узнал о ее сердечной ране, будто она какая-то жалкая кошатница, чьи жизненные перипетии известны всем! Было особенно неприятно, что ему хватило наглости сказать ей об этом. И его слова, что она занята Праздником лета, чтобы испытать ощущения детства, были гадки. Оливер Салливан был в принципе гадким. Она пожелала ему провалиться на интервью. Она захотела, чтобы весь мир возненавидел его!
Сара ворвалась к себе домой и сильно хлопнула дверью, почувствовав запах ревеня. Она сорвала с себя сарафан, который ей всегда нравился, и надела старую одежду, которую не жалко перепачкать джемом. Потом внезапно ее осенила догадка. Сара села на диван, и ее кошка Суши, довольно мяукнув, устроилась у нее на коленях.
Он специально сделал это. Оливер Салливан специально взбесил ее. И сделал это потому, что кое-что выдал ей. Он доверил ей кое-какую информацию о себе, рассказал такие вещи, которые не привык рассказывать. Сара готова была поспорить, что сейчас он был очень доволен собой. Сидя на кровати, она размышляла над холодным миром Салливана. У нее хотя бы есть кошка. По крайней мере, она не была настолько травмирована и не опасалась привязаться к животному. Она знакомилась здесь со множеством людей, обожала своих соседей, развивала дружеские отношения с волонтерами на собраниях, посвященных Празднику лета. Он же выбрал жизнь и работу, которые могли изолировать его.
— Я еду за ним, — вслух сказала она, сама испугавшись. Она подумала, что это полное безумие, и громко рассмеялась. Ей было все равно.