— Ты читал статьи, написанные мной? — изумившись, спросила она.
Он пожал плечами:
— Хоккей был неинтересный в ту ночь.
— Ты читал о детях? — скептически спросила она, но ее сердце бешено колотилось. Она была польщена. Кто еще выказывал столько интереса к тому, чем она занималась?
— Не думай слишком много об этом, — сказал он. — Я бывший детектив, по жизни шпион.
— Зачем тебе надо было читать?
— Любопытство. — Он сделал глоток кофе и внимательно посмотрел на нее. — Ты очень хороший писатель.
— Да, у меня неплохо получалось.
— Нет, на самом деле, ты пишешь лучше, чем неплохо. Скажи мне, почему ты решила покончить с этим?
— Я уже говорила тебе. Моя бабушка оставила мне дом и дело. Нужны были перемены.
— Вот это меня и интересует.
— Это неинтересно, — уклончиво ответила она. Но теперь она увидела в нем детектива. У нее появилось ощущение, что он не успокоится, пока не узнает все.
Он пытался подтвердить свою догадку о ее сердечной травме. Сейчас Сара предпочла бы окончить день на этой прекрасной ноте, что они сохраняли до сих пор.
— Позволь мне решать, интересно это или нет, — вкрадчиво сказал он. — Почему ты оставила журнал и Нью-Йорк? Оставим в стороне эту удобную отговорку про дом и бизнес. Если бы ты была полностью счастлива, ты могла бы просто продать их и остаться там, где жила.
У Сары появилось ощущение, что ее пытаются поймать в ловушку.
— У тебя хорошо получались допросы? — резко спросила она.
— Отлично, — сказал он без какого-либо бахвальства, просто констатируя факт.
— Какое тебе до этого дело? — спросила она. В ее голосе слышалась нервозность.
— Это тайна. А я именно этим и занимаюсь. Разгадываю тайны. Порадуй меня. Я настаиваю.
— Я не вижу ничего тайного в этом.
— Красивая, талантливая молодая женщина оставляет веселье большого города и карьеру. Она оставляет позади шопинг-туры в Сан-Франциско и катание на лыжах в Швейцарии. И ради чего? Чтобы жить подобно монашке в Кеттлбэнде, штат Висконсин, посвящая себя иллюзорным целям, таким как спасение города.
Она могла бы начать спорить, что ее цель не иллюзорна. Вместо этого она обратила внимание только на одну часть его высказывания.
— Монашка? — взвизгнула она.
— Просто предположение. Я не имел в виду монашку, которая читает молитвы по четкам и ходит по крестному пути. Я имел в виду целомудрие.
— Ха, много ты знаешь. Я, например, сегодня видела голого мужчину.
Он поперхнулся своим кофе.
— Туше, — сказал он, приподняв кружку в ее сторону.
— Я и не думала, что выгляжу жалко.
— Все что угодно, кроме этого. Потому мне интересно. Парни, наверное, повсюду пристают.
— А что тогда заставляет тебя думать так обо мне?
— Ты не похожа на женщину, которую целовали. Часто. И умело.
Он улыбнулся и отхлебнул кофе. Сара пристально посмотрела на него.
— Как можно спорить с мужчиной, который перефразирует Ретта Батлера из «Унесенных ветром»? — спросила она.
— Тем более ты мне уже говорила, что не ходишь на свидания. Ты, несомненно, скоро станешь цинична в вопросах любви.
Она просто не привыкла к мужчине, который столько внимания уделял ее словам.
— Ладно, вот жалкая правда. Я была помолвлена. В то время, пока я выбирала место проведения свадьбы, приценивалась к цветам, искала свадебное платье и мечтала наяву о детишках в колыбельках, у моего жениха был роман.
— Извини. Не хотел обидеть.
На самом деле она уже достаточно много сказала. Но что-то в его взгляде подбадривало ее продолжить, вылить все.
— Он был редактором журнала. До меня дошли слухи о его романе с Триной.
— Которые ты предпочла проигнорировать, — угадал Салливан.
— Это казалось благородным. Проигнорировать офисные слухи. Я на самом деле отнесла это к зависти, как будто кому-то было невыносимо мое счастье.
Он покачал головой.
— Оптимист считает, что свет в конце туннеля — солнце, — произнес он. — А циник знает, что это поезд.
— Да, это был поезд, — согласилась она печально. — Я увидела их вместе в кафе. Это могла быть и деловая встреча. Я хотела верить в это, но что-то было не так. Просто казалось, что им слишком приятно прижиматься друг к другу, они даже не заметили, как я прошла мимо окна. Поэтому я спросила его напрямую. Вплоть до того момента, пока я не увидела его лицо, я надеялась. Но потом я не могла остаться и видеть его каждый день.
Салливан молчал и слушал ее внимательно.
— Вот. Ты хотел знать о моем прошлом, и теперь ты знаешь. Ты был прав. Я переехала сюда, чтобы зализать свои раны. Я переехала сюда, потому что чувствовала, что больше не смогу ходить по офису с высоко поднятой головой. Ты доволен?
— На самом деле я бы хотел встретиться с ним разок.
— И что сделать? — спросила она, удивившись.
Он пожал плечами, но в его взгляде было столько свирепости, что по ее спине пробежал холодок.
Немного погодя Салливан сказал:
— Знаешь, что действительно бесит меня? Вот это твое чувство, что больше не сможешь ходить с высоко поднятой головой. Как будто это ты была в чем-то виновата.
— Я была наивна.
— Это не преступление.
— Это слова знатока, — сказала она, пытаясь немного пошутить, восстановить чувство собственного достоинства после того, как обнажила перед ним душу.
— Ты хоть понимаешь, что все дело в нем, верно? Что тебя это никак не касается?
— Очень даже касается. Вся моя жизнь слилась к черту.
— Карьера, от которой ты решила отказаться, не самое лучшее твое решение. Но насчет него? Тебе повезло, что ты увидела их вместе. Ты была спасена от ужасной ошибки.
Это была правда. Она поняла, что если бы Майкл женился на ней, то она не сидела бы сейчас здесь. Напротив него. Любуясь игрой солнца в его волосах, тем, как его руки обнимали чашку кофе и как пристально следили за ней его глаза.
— Я предположу, что ты начала наговаривать на себя всякого рода ерунду после того, как это случилось, — сказал он. — Вроде того, что ты недостаточно красивая или интересная. Каким-то образом ты посчитала, что это твоя вина, не так ли? Сара, проблема сто процентов в нем. Ты этого не заслужила.
— Что ж, заслужила я это или нет, это сделало меня немного циничной.
Он мягко засмеялся.
— Ты можешь думать, что ты цинична, ты можешь хотеть быть циничной, но, Сара, прими признание от человека, который возвел этот недостаток человеческой натуры в ранг искусства: ты не циник.