Тронутая ее порывом, я сжала хрупкую руку Жужанны. Мне захотелось сказать ей что-нибудь теплое и душевное, но прежде, чем я успела раскрыть рот, Аркадий и Жужанна, будто по команде, повернулись в сторону дверей. Я сразу же догадалась: пришел старый граф, и тоже повернулась к дверям. Мне не терпелось увидеть благодетеля, столь щедрого к своим близким, в число которых попала теперь и я.
Но увидев его, я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Выглядел Влад довольно отталкивающе. Он остановился на пороге: высокий, надменный, граф до кончиков пальцев. Но меня поразило не это, а его изнуренный... какой-то полуголодный вид. Он был так бледен, что создавалось впечатление, будто в его жилах не осталось ни капли крови. Бледная, изможденная Жужанна рядом с ним сошла бы за цветущую розу. Первое, что пришло мне в голову, – возможно, граф страдает анемией или какой-нибудь другой тяжелой болезнью. Цвет его лица ничем не отличался от цвета его совершенно седых волос. В колеблющемся пламени свечей его кожа как-то странно мерцала. Мне подумалось: если задуть свечи, лицо дяди начнет светиться, словно огромный светлячок. Однако при всей его бледности губы Влада не утратили удивительной яркости. Они у него были темно-красными. Увидев нас, дядя улыбнулся, обнажив острые желтоватые зубы.
Меня немало удивило, что ни Аркадий, ни Жужанна как будто не замечают странной внешности дяди и пугающего магнетизма его глаз, которые с холодной пристальностью, свойственной только хищникам, на миг остановились на мне. Я вздрогнула, у меня похолодела спина, словно из дверей потянуло сквозняком. В мозгу завертелась невесть откуда взявшаяся мысль: "Он голоден, невероятно голоден".
Влад застыл на пороге и стоял молча, пока Жужанна не закричала:
– Дядя! Дядя пришел!
По ее возбужденному, радостному тону можно было подумать, что случилось чудо и Петру вернулся с того света. Жужанна силилась отодвинуть тяжелый стул. Ни дать ни взять – маленькая девочка, готовая опрометью помчаться навстречу любимому родственнику.
– Что же вы стоите, дядя? Входите, мы вас ждем!
После этих слов он переступил порог и вошел в столовую. Аркадий и Жужанна, поднявшись с мест, поцеловали его в обе щеки. Подойдя к Жужанне, дядя наклонился к ней, обнял ее за талию и...
Да простит мне Господь злые мысли, если клевещу на невиновного, но я не из тех, кто привык предаваться фантазиям или верить сплетням. Я хорошо выспалась и отдохнула, а потому не считаю увиденное галлюцинацией, вызванной утомлением. Запрокинув голову, Жужанна смотрела на дядю. В ее глазах читалось искреннее обожание. Ответный же взгляд Влада отнюдь не подходил заботливому и щедрому дядюшке. На Жужанну смотрел явно голодный хищник. Я уловила момент, когда Влад едва сдерживался, чтобы не наброситься на свою внучатую племянницу. Наверное, он почувствовал на себе мой ошеломленный взгляд. У Влада скривились губы.
Его темно-зеленые глаза повергли меня в замешательство. Я вдруг утратила контроль над своим разумом, ненадолго, правда, всего на мгновение. Как пламя свечи: качнулось от ветра и вновь выпрямилось. На прежнюю мысль наслоилась другая, однако мне она показалась не моей, а чужой: "Ты невероятно заблуждаешься. Он просто любит Жужанну, как родную дочь..."
Глаза Влада действовали на меня подобно морскому прибою: они то непонятным образом притягивали, то таким же непонятным образом отталкивали. У меня сильнее забилось сердце (не могу сказать, от волнения или от ужаса). Ребенок во мне зашевелился. Инстинктивно я положила руку на свой весьма внушительный живот. В это время граф подошел ко мне, взял мою другую руку и поцеловал.
Его прикосновение было ледяным. Я крепилась, чтобы не вздрогнуть, но не смогла, потому что внезапно Влад чуть приоткрыл губы и его язык скользнул по тыльной стороне моей кисти. Он облизывал мою кожу, будто зверь! Потом граф выпрямился, и в его глазах (наверное, такие глаза бывают у заклинателей змей) вновь мелькнул голод.
"Ты заблуждаешься..."
– Дорогая Мери.
Он говорил по-английски с диким акцентом, но сам голос был таким певучим, таким музыкальным и искренним, что меня захлестнул неподдельный стыд. Как я могла выдумывать подобные нелепицы о добром и щедром старике? Он взглянул на мой живот... Опять все тот же хищный, голодный взгляд...
Или я настолько запуталась в окружающих меня странностях, что готова приписать родственным чувствам старика какой-то злой умысел? Если Жужанна искренне обрадовалась моему приезду, почему бы не обрадоваться и старому Владу?
– Дорогая Мери, как же я рад увидеть тебя.
Он по-прежнему не отпускал мои пальцы, зажав их между своих холодных ладоней. Мне захотелось вырвать руку и вытереть ее о подол юбки, но я не позволила себе быть бестактной. Я стояла не шевелясь, вновь чувствуя на себе пристальный взгляд дядиных глаз.
– Аркадий был прав, описывая твою красоту. Глаза как сапфиры. Волосы, подобные золоту. Да ты настоящее сокровище!
Покраснев, я сбивчиво поблагодарила его за комплимент. В словах Влада звучало неприкрытое мужское кокетство, но Аркадий и Жужанна лишь одобрительно улыбались, по-видимому не усмотрев в них ничего сластолюбивого. Не стану делать поспешных выводов: возможно, здешние правила хорошего тона значительно отличаются от наших.
Исчерпав весь запас англоязычного красноречия (скорее всего, он тщательно заучил свой поэтический комплимент и неоднократно его репетировал), дядя перешел на румынский язык. Аркадий переводил мне его слова.
– Какое же счастье увидеть тебя здесь и поблагодарить за свежую струю радости, привнесенную тобой в нашу семью. Дорогая, как ты себя чувствуешь после длительного путешествия?
– Вполне хорошо, господин граф, – ответила я.
Я вслушивалась в незнакомые шипящие и свистящие звуки румынского языка. В свое время я немного изучала французский и латынь, так что могла угадать значение некоторых слов. Ощущая внезапное головокружение, я опустилась на стул.
– Садись, садись, дорогая Мери, – заботливо произнес Влад. – Мы должны зорко следить за твоим здоровьем. Ведь скоро ты станешь матерью наследника рода Цепешей.
Остаток вечера Влад говорил преимущественно по-румынски. Аркадий переводил. Иногда мы обменивались с дядей несколькими фразами на плохом немецком. Ради удобства повествования я передаю содержание наших разговоров так, будто они велись исключительно по-английски.
Я поблагодарила графа за его добрые письма. Мы еще немного поупражнялись в вежливости, после чего заняли свои места за столом. Брут, который до сих пор лежал, свернувшись, у ног Жужанны, при появлении Влада сердито зарычал, потом выскочил вон из зала и больше не возвращался.
Должна отметить, что Влад не только умеет нагонять страх, но и удивительно располагает к себе. Он произнес краткую речь о своем умершем племяннике. Слова были проникновенными и очень сердечными – мы с трудом сдерживали слезы. Затем слуги подали угощение. Во время трапезы все члены семьи рассказывали различные истории из жизни Петру, всякий раз заканчивавшиеся тостом. Свой бокал я лишь подносила к губам: выпивка никогда не доставляла мне удовольствия, не говоря уже о моем нынешнем положении. Я заметила, что подобным же образом поступает и Влад. Граф только делал вид, что пьет. Более того, он ничего не ел, хотя и ковырял вилкой у себя в тарелке. В конце трапезы вино в бокале графа и его еда остались полностью нетронутыми. И снова ни слуги, ни Аркадий с Жужанной как будто не заметили этого. Может, они так привыкли к дядиным чудачествам, что те давно уже не вызывали у них никакого удивления? Когда позднее я осторожно поделилась своими наблюдениями с Аркадием, мой муж решил, что я шучу. Он собственными глазами видел, как дядя ел и пил!