Бенстед насмешливо фыркнул.
— Но это смешно, — вставил он. — Я — последний, кому королева Иоланда стала бы доверяться.
— Разумеется, — согласился Корбетт. — Но вы ведь посетили ее накануне Совета? Вы, очевидно, осыпали ее всякими витиеватыми любезностями. И королева произнесла нечто такое, что потом вы превратили в нежное любовное приглашение. Если бы ваш план не удался, вы всегда смогли бы заявить, что это королева ввела вас в заблуждение, что, в свою очередь, только усилило бы гнев и разочарование Александра. Видите ли, я знаю от личного духовника короля, отца Джона, что Александр настолько устал от вздорных протестов и отказов королевы, что надумал послать своего духовника в Рим просить Папу расторгнуть его брак по причине неосуществления брачных отношений и разрешить ему, Александру, жениться снова, на сей раз на другой французской принцессе, более сговорчивой. Возможно, вы даже знали об этом. Я почти уверен, что знали, и поэтому торопились осуществить свой план. Вы передали королю приглашение, попросив никому не говорить об этом, и подстрекнули его как можно быстрее оставить Совет и отправиться на мыс Кингорн. Сами же вы в сопровождении вашего презренного слуги сразу же уехали. Вы поспешили к Квинзферри, но для переправы через Ферт воспользовались услугами не обычного перевозчика. Вы наняли другого человека и обманули его, заставив поверить, будто вы — француз. Он перевез вас в бурю, высадил в тайном месте, где у вас уже стояли стреноженные лошади, и поскакали в ночи на вершину мыса Кингорн. Там, как раз в том месте, где начинается спуск, вы натянули веревку и засели в кустах по другую сторону дороги. Надо полагать, то было долгое ожидание, вы озябли и промокли, но в конце концов король появился.
— Вздор! — вмешался Бенстед. — Откуда мне было знать, что король будет без свиты? Как мог я увидеть его в темноте? Как мог я отличить его от кого-либо из его слуг?
— О, это было очень просто, — ответил Корбетт. — На вершине мыса Кингорн было бы темно в любую мартовскую ночь, а то, что бушевала буря, только помогло делу. Что же касается свиты короля, то вы прекрасно были осведомлены о привычках и повадках Александра. В лучшем случае он взял бы с собой двух или хотя бы трех человек. Один, Патрик Сетон, действительно благополучно миновал это место. Но его лошадь не споткнулась о ваши силки, потому что веревка была не натянута, лежала на земле. Когда же появился король, скачущий сломя голову, вы или ваш слуга, Аарон, резко натянули веревку, и лошадь, несшаяся галопом, попросту споткнулась и упала с обрыва, увлекая с собой короля. — Корбетт глубоко вздохнул и выглянул в единственное узкое окошко кельи. — И разумеется, — продолжал он, — вы без труда могли отличить короля. Стояла кромешная тьма, но лошадь-то у него была белая. Вы же сами и устроили, чтобы лошадь, приведенная королевским управляющим к Инверкейтингу, была светлой масти.
— И как же я умудрился это проделать? — насмешливо спросил Бенстед. — У меня ведь не было возможности раздавать приказы челяди короля Александра.
— О, вы совершенно правы, — поддакнул Корбетт. — Однако вы наняли этого нового лодочника, Таггарта, чтобы он перевез вас через Ферт. Он считал вас французом, и вы воспользовались этим обманом, чтобы все подготовить на том берегу Ферта. Мне известно, что утром восемнадцатого марта Таггарт переправил вас — полагая, что вы француз, — в Кингорн, но мне также известно, что ни единый француз в усадьбу не приезжал. Зато безымянный гонец привез сообщение, гласившее, что король готовится прибыть туда, и управляющему велено привести любимую белую кобылу короля Теймсин в Инверкейтинг.
— Но письмо! — вмешался Бенстед. — Я не мог подделать его.
И замер, осознав свой промах.
— Я ни словом не обмолвился о письме, — заметил Корбетт. — Однако письмо всё-таки имело место, письмо поддельное — не великая сложность для умелого писца. Думается, что вы сами или Аарон доставили его к воротам королевской усадьбы. Как бы то ни было, — продолжал Корбетт, — вы постарались, чтобы белая кобыла Теймсин оказалась на берегу. На такой лошади короля нетрудно было узнать на фоне темного неба. Когда же король упал, вы отвязали веревку и прокрались обратно, туда, где вас ждал перевозчик. Затем Таггарт переправил вас, и когда он сделал свое дело, вы убили его — вы вдвоем держали его голову под водой, пока он не захлебнулся. После чего вы сошли на берег, привязали его лодку так, чтобы казалось, будто она никуда и не отходила, и вернулись в Эдинбург. В сумятице, которая последовала наутро, никто даже внимания не обратил на ваши появления и исчезновения. — Корбетт заметил, что Бенстед покусывает нижнюю губу. — Не было ни малейшего повода, — продолжал Корбетт, — подозревать вас. И, надо полагать, вас весьма обрадовало сообщение, что Эрселдун заблудился в бурю, однако вы встревожились, когда Сетон начал бормотать что-то насчет теней на мысе Кингорн. А вдруг этот молодой человек что-то заметил? А вдруг он оправится и начнет задавать вопросы либо, что хуже, всем рассказывать? И вы убили его!
— Как, — Бенстед почти кричал, — как мог я убить его? Он ни разу не вышел из своей комнаты! На его теле не нашли никаких следов насилия!
— Вы послали ему подарки, — ответил Корбетт, — фрукты и пару перчаток.
— Не хотите ли вы сказать, что пища была отравлена, а? — упорствовал Бенстед.
— Я знаю, — ответил Корбетт, — что фрукты не представляли собой опасности. Эрселдун, наверное, съел их больше, чем сам Сетон. Отравлены были перчатки. Вы послали их в подарок, а вы ведь врач, мастер Бенстед, вы сами мне об этом говорили. Вы учились в Салерно в Италии и знаете все о травах, ядах и противоядиях. Вы просто пропитали перчатки смертоносным ядом и подождали, когда Сетон их наденет.
— Больной человек? — хрипло выкрикнул Бенстед. — Наденет перчатки?
— Человек, который болен и которому скучно, — возразил Корбетт. — Достаточно было примерить их. Подержать в руках. Вы или ваш слуга Аарон так или иначе добились этого во время посещения.
— Ну и где же эти перчатки? — упорствовал Бенстед.
— О, вы, разумеется, сделали так, чтобы они исчезли, — ответил Корбетт. — Я просмотрел список личного движимого имущества Сетона. Ни о каких перчатках в нем не упоминается. Уверен, вы их унесли. Остальное очень просто, — продолжал Корбетт. — Яд попал на пальцы Сетона, а он ел фрукты, и отрава подействовала очень быстро. Вы не ошиблись, яд оставляет мало следов на теле, но он задерживает разложение трупа, и я отметил это, когда вскрыл могилу Сетона на кладбище Святого Эгидия. Несомненно, вам желательно было устранить всякое препятствие на вашем пути. В том числе и меня, — с нажимом сказал Корбетт. — Едва я приехал в Эдинбург, вы сразу что-то заподозрили, потому и дали мне прочесть черновик вашего письма к королю Эдуарду. Вы хотели выяснить, не король ли прислал меня, вот почему вы сообщили ему о моем прибытии. Если бы я возразил против столь безобидного сообщения, вам бы сразу же полегчало — король заинтересуется, возмутится и наверняка велит Бернеллу отозвать меня. Судя по всему, лорд-канцлер перехватил ваше письмо, и если Эдуард когда-нибудь узнает, что я был в Шотландии, Бернелл придумает какое-нибудь приемлемое и резонное объяснение. Естественно, — добавил Корбетт, — вас тревожил мой интерес к смерти Александра. Поэтому вы подсунули мне этого старого дурня, королевского лекаря Мак-Эйра. Он ведь освидетельствовал тело короля и не нашел ничего неожиданного. Вы надеялись, что он утишит все мои подозрения. Разумеется, это ему не удалось. Этот олух, разгоряченный обильной выпивкой и желанием выхвалиться, наболтал лишнего и пуще прежнего распалил мое любопытство. Однако еще прежде того вы уже решили, что я слишком опасен. В тот вечер в замке, когда Совет опекунов устроил пир, вы или Аарон воспользовались начавшейся дракой и попытались прикончить меня. Вы, полагаю, никогда не принимали никаких дурманных зелий, и я тоже, мастер Бенстед, — пока не оказался в Шотландии. — Корбетт взглянул на бледное лицо Бенстеда, но продолжал безжалостно: — Меня опоили таким зельем вдали от Эдинбурга — это было в таком местечке, где вы чувствовали бы себя как дома. Под воздействием дурмана я вспомнил, как стоял у колонны на том пиршестве и видел, с какой яростью Аарон смотрит на меня из толпы. И тогда понял, что это он попытался убить меня. А потом вы обнаружили, что я разговариваю с Эрселдуном, и решили, что он тоже должен умереть. И еще четыре раза вы пытались убить меня.