Старуха отошла к двери и стояла там, глядя в ночь. К ней подошел Амеротк.
– Аменхотеп ничего не сказал тебе?
– Ничего, господин, совсем ничего. Ел он мало, а вот вина пил много. Иногда он спал, а в другое время сидел в своей комнате и что-то бормотал себе под нос.
Амеротку вспомнилась отрубленная голова, присланная Рахимеру во время пира. Она была не выбрита, а щеки и подбородок покрыты щетиной. Аменхотеп не выполнял даже первейшие обязанности жреца: содержать себя в чистоте.
– Он прочитал послание?
– Прочитал, – голос женщины задрожал. – А потом я видела, как он бросил его в одну из горевших ламп. Днем он взял накидку, трость и ушел, не сказав ни слова.
– Проводишь меня в его комнату? – спросил Амеротк.
Она снова вернулась с ним в дом, и они поднялись на второй этаж. Покои Аменхотепа ужасали грязью и чудовищным зловонием, словно Аменхотеп не утруждал себя посещением отхожего места и мочился в углах. Две крысы, уютно устроившиеся на мягком стуле, поспешили прочь. Амеротк брезгливо скривился. Он подождал, пока женщина зажжет другие лампы. В лучшие времена Аменхотеп был не чужд роскоши. Изголовье кровати из сикомора украшала отделка золотом. На обивку многочисленных стульев и табуретов и без пошли дорогие ткани, а инкрустированы они были слоновой костью и черным деревом. Золотые и серебряные чаши теснились на столах и полках. Коврики из чистой шерсти устилали полы, стены были увешаны узорчатыми тканями. Амеротк открыл небольшой сундучок, который оказался полон бирюзы и драгоценных камней из рудников Синая. В другом хранились золотые и серебряные слитки, а также украшенные драгоценными камнями браслеты, обручи, нагрудные украшения и ожерелья.
– Все это ничего не значило для него, – сокрушалась старая женщина. – Совсем ничего. Он раньше ходил к Озеру Чистоты, что находится в саду. Прежде он умывался и купался по три раза в день. А потом перестал даже менять одежду.
Амеротк взял свиток папируса и развернул его. Это была прекрасно выполненная копия Книги мертвых, которую знал и усердно изучал каждый жрец. В ней содержались молитвы для подготовки души к путешествию по чертогам подземного царства, направляясь на суд, вершимый Осирисом и другими богами. Это были замечательные иероглифические письмена «Меду Нетфер» – язык богов. Аменхотеп, как видно, брал перо и брызгами красных и зеленых чернил искажал контуры искусно выписанных символов и нарушал красоту мастерски исполненных рисунков. А на полях его рука снова и снова небрежно писала иероглифы, обозначающие единицу и десятку.
Амеротк бросил свиток на кровать, откуда его взял, и подошел к окну. Двигался он осторожно, опасливо поглядывая на дверь. В такой замусоренной комнате, где повсюду валялись объедки, вполне могли оказаться змеи и другие неприятные неожиданности. Глядя в ночное небо, Амеротк пытался представить, что могло послужить причиной такой разительной перемены. Может быть, у Аменхотепа помутился рассудок? На это было очень похоже. Но почему этот богатый надменный жрец вдруг так сразу опустился и замкнулся в себе? Почему он отказался от самых простых ритуалов, не проявлял почтения к богам, пренебрегая своими обязанностями жреца? Явилась ли всему причиной смерть фараона? Или дело в чем-то другом? В чем-то таком, что случилось во время путешествия после Саккары? Он оглянулся. Старая женщина подняла золотое блюдо с каймой из драгоценных камней и брезгливо сгребла объедки.
– А эта перемена произошла с ним после возвращения в Фивы?
– Да. Но причины я не знаю, – шмыгнула носом старуха. – Знаете, он ел только одну баранину и лук.
– Но такую пищу жрецам есть запрещено. Она оскверняет их, лишает их чистоты.
– Я твердила об этом Аменхотепу, но он только смеялся и говорил, что хочет набивать себе живот бараниной с луком и ничем больше. – Она подняла к нему лицо в потеках от слез.
– Почему он умер, господин? Он был спесивым, но бывал и добрым. Он привозил мне подарки.
– К нему приходил кто-либо?
– Кроме гонца никто. О нет, постойте, – спохватилась она. – Где же это? – Она прошла в темный угол. – Приходил кто-то рано утром. Я сплю мало, и мне нравится смотреть, как восходит солнце. Так чудесно наблюдать, как великий Ра начинает путь по небу в своей ладье.
– Ты нашла что-то? – перебил Амеротк.
– Да. Я вышла за ворота посмотреть, не оставлено ли там что-нибудь: свежие продукты, но особенно вино. Хозяин требовал, чтобы его кубок не пустел. Я нашла там полотняный лоскут, перевязанный красным шнурком, – рассказала она, копаясь нагнувшись в углу, и голос ее звучал глухо, как из бочки. – Я принесла сверток хозяину, он его развернул. Вот, нашла!
Она подошла к Амеротку и сунула ему в руку восковую фигурку, у которой ноги и руки были перевязаны красным шнурком.
– Ты не знаешь, что это такое? – спросил Амеротк.
Света в комнате было мало, и старуха, прищурившись, приглядывалась к фигурке.
– Это кукла. Детская игрушка.
Амеротк поставил фигурку на стол.
– Да, детская, – вздохнул он и похлопал старуху по плечу. – Но ты ее сожги, – тихо добавил он. Прибери в комнате, а это – сожги!
Он спустился на первый этаж и вышел в сад. Шуфой сидел на корточках у ворот, крепко прижимая к себе свой драгоценный узел.
– Сердце человека очищает терпеливое ожидание, – нараспев произнес карлик.
– Да, и хороший сон тоже не повредит, – откликнулся Амеротк.
Карлик открыл ворота и вышел вслед за хозяином. Головы он не поднимал. Ему не хотелось, чтобы хозяин заметил, как он встревожен тем, что произошло незадолго перед этим. Шуфой только собрался пройтись по саду, чтобы прихватить, если найдется, что-либо стоящее, как в ворота постучали. Шуфой заторопился обратно, опасаясь за сохранность оставленного у ворот узла. Человек, ожидавший на другой стороне улицы, был одет во все черное. Он сунул маленький сверток в руку Шуфоя.
– Это для твоего хозяина, – прошептал незнакомец и растворился в темноте.
Любопытство заставило Шуфоя развязать шнурок. Он похолодел от ужаса, увидев фигурку, связанную по рукам и ногам, как пленник, предназначенный в жертву. Шуфой сразу же понял, что фигурка означала угрозу. Это была метка бога Сета. Его хозяина ждала смерть! Шуфой растоптал фигурку. Как сказано в Книге Притчей: «Для любопытства нет оправдания» и «Не дело слуги нарушать спокойствие души хозяина».
* * *
В большой и глубокой пещере, что находилась у дальнего края Долины царей и выходила на высохшее речное русло, сидел, поджав под себя ноги, убийца и не отрываясь смотрел в ночь. Стены этой древней пещеры покрывали неведомые знаки. Известная, как святилище богини-змеи Меретсегер, пещера теперь опустела. Старый жрец, который так убедительно рассуждал на суде, лежал в углу с перерезанным горлом, и вокруг его тощего тела быстро натекали липкие лужи. Убийца сложил горкой высохший помет и разжег костер. Ему надо было поддерживать сильный огонь, потому что за скалистой грядой простирались Красные земли, где обитали львы, шакалы и крупные гривастые гиены, чьи завывания разрывали тишину ночи. Он окинул взглядом свой арсенал: копье, лук и колчан со стрелами. Огонь мог сдерживать гиен, но стрела представлялись более надежной защитой от этих прожорливых ночных хищников.