– А как же эксперимент, который вы хотели произвести? – заплетающимся языком напомнил я.
– Эксперимент? – Она удивленно вскинула брови. – Ах да… Ложись на скамью, навзничь, – велела она после минутного раздумья.
– Как прикажете, – согласился я, чувствуя, как начинают пылать лицо и уши.
– Закатай рукав.
Я повиновался. Когда я кончил возиться с застежками, Анотина завернула ткань почти до плеча. Потом придвинулась и положила мою обнаженную руку себе на колени, ладонью вверх.
– Не своди глаз с обезьянки, – приказала она. – Попробуем отыскать момент более тонким способом.
Анотина коснулась ноготком внутреннего сгиба моего локтя.
– Вот точка, которая будет обозначать настоящее. Я начну вот отсюда, с кончика среднего пальца, проведу ногтем вдоль ладони, потом по запястью, а затем вдоль предплечья… по кругу, медленно и плавно. Я буду возвращаться и продвигаться вперед и снова возвращаться – пока не доберусь до точки настоящего. В тот миг, когда я достигну этой точки, ты должен как следует сосредоточиться. Постарайся запомнить все свои ощущения, чтобы я потом могла тебя расспросить.
После такого описания предстоящего эксперимента кто бы не стал ярым поборником науки? Я покорно лежал и таращился на бронзового Молчальника, невольно вспоминая то воодушевление, с каким Белоу говорил об этом создании. Неудивительно, что Создатель увековечил его во дворце своей памяти. Мне вспомнился Доралис: ночи, проведенные на веранде дома Харро, «розовые лепестки» и Молчальник, наигрывающий что-то печальное на маленьком фортепьяно… Другой странный остров в другом странном месте и времени. Я как раз лениво размышлял над тем, какое важное символическое значение имеют в моей судьбе все эти острова, когда Анотина заскользила кончиком ногтя по моей ладони. Было щекотно, но приятно – эдакая сладкая мука. Во всяком случае, куда лучше электрического стула.
– Во мне что-то меняется, Клэй. Я чувствую, – зашептала она. – Не знаю, что тому причиной – умирание острова или твое появление, но я словно пробуждаюсь от долгой спячки.
– Со мной сегодня тоже случилось нечто подобное, – признался я. – После путешествия к океану.
– Может, это Белоу послал мне тебя, чтобы скрасить последние дни? – предположила Анотина. – Ты словно заразил меня какой-то болезнью.
– Чепуха, – возразил я.
– Да-да, – прошептала она. – Настоящее приближается. Я знаю, ты явился не случайно.
Я попытался что-то сказать, но Анотина не позволила.
– Ш-ш… – шикнула она, обводя пальцем мое запястье. – Сконцентрируйся.
Каменная скамья казалась мне удобнее самого мягкого дивана. Запах белых плодов, плеск фонтана и жужжание пчел – все навевало дремоту. Наступала ночь, и темнота уже начинала просачиваться сквозь дневной свет. Ноготок Анотины неуклонно приближался к настоящему, но никак не мог его достичь. В какой-то момент, через несколько минут – или часов? – после начала эксперимента, когда мои веки почти сомкнулись, я увидел, как Молчальник шевельнулся. И понял, что сплю.
Грациозно кувыркнувшись, обезьяна соскочила со своего постамента и закружилась в танце по саду, а потом взобралась на дерево. Усевшись на ветке у меня над головой, Молчальник сорвал сочный белый плод и принялся его грызть. Покончив с этим, он вскочил на задние лапки и, зажав член передними, принялся поливать нас струей мочи.
Я резко проснулся. Анотина спала у меня на груди. Ее пальчик все еще касался моей руки – в двух дюймах от заветной точки. Было совсем темно, но я все же разглядел, что дерзкая обезьяна вернулась на место. Несмотря на это, что-то продолжало капать. По небу пробежала молния, сразу за ней загрохотал гром, и дождь припустил еще сильнее.
– Анотина! – окликнул я и потряс ее за плечо. Она поднялась в изумлении.
– Подумать только, дождь! Он здесь так редко. Одежда тем временем совсем промокла. Анотина бросилась к дыре в стене, я кинулся за ней, и она подождала меня с другой стороны. Мы бежали сквозь ливень по извилистым лестницам городка. Платье Анотины намокло, и под прозрачной тканью белело прекрасное тело. Она летела впереди, уверенная в каждом шаге и повороте. Я старался не отставать. Все было наяву, но удаляющаяся красота Анотины, и вспышки молний, и прохладный дождь – все это походило на сон куда больше, чем танцующий бронзовый Молчальник.
Когда мы возвратились в темные комнаты, дождь почти закончился. Анотина зажгла лампы и пригасила их до минимума. Затем стянула мокрое платье и забросила в коридор. Мне оставалось только стоять посреди комнаты и тоскливо наблюдать за тем, как она укладывается в постель. Анотина легла на бок, свернулась калачиком и закрыла глаза. Решив, что она уснула, я тихонько съежился на своем коврике.
Прошло несколько минут. Я лежал и слушал, как вода капает с карниза и стекает по бесчисленным ступенькам лестниц. Не открывая глаз, Анотина пробормотала:
– Клэй, сними эти мокрые тряпки и ложись сюда. Я хочу снова увидеть сон.
Я исполнил ее волю, а когда опустил голову на подушку, она уже тихонько посапывала. Я долго еще любовался ею, думал о Молчальнике, пожирающем белый плод, и вдруг вспомнил, что и сам съел такой же, прежде чем отправиться в память Белоу. Странно, что плод не оказал на меня никакого магического действия – ни плохого, ни хорошего. Впрочем, чем дольше я глядел на переплетение мокрых волос Анотины, тем больше уверялся, что она и есть мое чудо. Как я ни старался обратить свои мысли к Мисриксу, Белоу и Вено, все эти дорожки сплетались в одну и возвращали меня назад, к Анотине. Я протянул руку и положил ладонь на ее обнаженную спину.
В эту ночь я не видел снов, а когда проснулся ярким солнечным утром, на столике у окна меня уже ждала зажженная сигарета.
Весь следующий день прошел так идиллически безупречно, как бывает только в отшлифованных временем воспоминаниях. Меня не тревожили ни сомнения, ни страх, и мы с Анотиной каждую минуту были вместе. О работе она не вспоминала. Вместо этого из темного чуланчика была извлечена бутылка «Сладости розовых лепестков», и мы отправились на край острова.
Там, сидя на пригорке, откуда открывался чудесный вид на море и солнце, мы развлекались тем, что отыскивали в облаках очертания человеческих лиц, фантастических животных и сказочных башен, не забывая время от времени передавать друг другу бутылку. У меня опять появились пачка «Сто к одному», и Анотина выпросила у меня сигарету. Я рассказывал ей истории о Вено – те, что были не связаны с Белоу. Особенно Анотину заинтересовала моя роль повитухи. Она увлеченно разглагольствовала о чуде появления на свет и просила меня в мельчайших деталях вспоминать внешность и характеры всех детей, которых мне доводилось принимать.
– Как бы мне хотелось уехать туда с тобой! – мечтательно сказала она.
– Это было бы здорово, – кивнул я. – У меня там домик в лесу.
Она загорелась новой идеей: