Младший брат Дениса, Адриан, подтвердил продолжающееся присутствие его отца в их жизни. «Я твердо знаю, что буду разговаривать с ним. Мой отец верил абсолютно, что после перехода он будет поддерживать связь с нами. Вся его семья также верит в это. Без всякого сомнения, мой отец будет часто говорить с нами так, как было до его перехода». Впрочем, все оказывается не так просто. «Мы всегда будем знать, если говорит с нами он, однако необходима осторожность, поскольку на той стороне имеются такие же шутники и мистификаторы, как на нашей. Не исключено, что они попытаются выдать себя за него. Однако существуют проверки, известные моей матери, а также особые обороты речи, которые невозможно воссоздать».
Джордж был в замешательстве. Мгновенная скорбь, которую он испытал при этом известии — он будто каким-то образом потерял второго отца, — объявлена недопустимой: НИКАКОГО ТРАУРА. Сэр Артур умер счастливым; его семья (за одним исключением) не проявила горя. Занавески не были задернуты, не было намека на мрачность. Так кто он такой, чтобы претендовать на утрату? Он прикинул, не обратиться ли с этой затруднительной дилеммой к Мод, она ведь яснее разбирается в подобных вещах, но побоялся показаться эгоистом. Собственная скромность покойного, пожалуй, требовала скромности горя у тех, кто его знал.
Сэру Артуру исполнился семьдесят один год. Некрологи были обстоятельными и полными любви. Джордж следил за новостями всю неделю и был несколько обескуражен, обнаружив, что «Геральд» Мод предлагает ему заметно больше информации, чем его собственная «Телеграф». Предстояли САДОВЫЕ ПОХОРОНЫ, которые будут ТОЛЬКО СЕМЕЙНЫМ ПРОЩАНИЕМ. Джордж подумал, а не будет ли и он приглашен; он подумал, что те, что праздновали свадьбу сэра Артура, могут получить и разрешение стать свидетелями его… он собирался сказать «смерти», но это слово в Кроборо не употреблялось. Его перехода, или его возвышения, как формулировали некоторые. Нет, такая надежда была неоправданной, он ведь ни в каком смысле не был членом семьи. Разрешив про себя этот вопрос, Джордж испытал некоторую досаду, обнаружив на следующий день в газете, что в похоронах принимала участие толпа из трехсот человек.
Зять сэра Артура, преподобный Сирил Анджел, который похоронил первую леди Дойль и бракосочетал вторую, служил в розарии Уиндлсхема. В службе участвовал также преподобный С. Дрейтон Томас. В одежде собравшихся почти не было ничего черного. Вдова была в пестром летнем платье. Сэр Артур упокоился поблизости от садовой беседки, которая так долго служила ему кабинетом. Телеграммы пришли со всего света, и пришлось заказать специальный поезд, чтобы привезти все цветы. Когда они были уложены на погребальном лугу, то, по словам одного очевидца, напоминали голландский цветник в рост взрослого мужчины. Вдова заказала доску из британского дуба с надписью: «ПРЯМОЙ КЛИНОК, ВЕРНАЯ СТАЛЬ». Спортсмен и благородный рыцарь до самого конца.
Джордж чувствовал, что все было сделано надлежащим образом, хотя и нетрадиционно. Его благодетеля почтили так, что он, Джордж, не мог бы пожелать ничего лучшего. Однако «Дейли геральд» возвестила, что рассказ еще не кончен. ПУСТОЕ КРЕСЛО КОНАН ДОЙЛЯ гласила шапка над четырьмя столбцами, а внизу помешалось объяснение, прыгавшее из одного шрифта в другой. ЯСНОВИДЯЩАЯ будет присутствовать на КОЛОССАЛЬНОМ СОБРАНИИ. 600 спиритуалистов на Мемориальном Собрании. ЖЕЛАНИЕ СУПРУГИ. Медиум, Которая Будет Совершенно Откровенной.
Это публичное прощание будет иметь место в Альберт-Холле в воскресенье 10 июля 1930-го в 7 часов пополудни. Службу организует мистер Фрэнк Хокен, секретарь Марилбонской ассоциации спиритуалистов. Леди Конан Дойль, которая будет присутствовать там с другими членами семьи, сказала, что для нее это последняя публичная демонстрация, на которой она будет присутствовать со своим мужем. На сцене поставят пустое кресло, символ присутствия сэра Артура, а она сядет слева — место, которое без устали занимала два последних десятилетия.
Но более того. Леди Конан Дойль попросила, чтобы собрание сопровождалось демонстрацией ясновидения. С участием миссис Эстеллы Робертс — медиума, особо ценимой сэром Артуром. Мистер Хокен любезно одолжил «Геральд» интервью. «Способен ли сэр Артур Конан Дойль в настоящее время продемонстрировать себя настолько ясно, чтобы медиумы могли его описать, сказать пока еще проблематично, — заявил он. — Однако предположу, что он уже достаточно готов для демонстрирования. Он же полностью подготовился к своему переходу». И далее: «Если он действительно явит себя, весьма сомнительно, чтобы скептики это признали, однако мы, хорошо знакомые с миссис Робертс как с медиумом, не усомнимся ни на йоту. Мы знаем, что в случае, если она не будет способна увидеть его, то скажет об этом прямо». Джордж отметил отсутствие какого-либо намека на шутников и мистификаторов.
Мод смотрела, как ее брат дочитывает статью.
— Тебе следует поехать, — сказала она.
— Ты так считаешь?
— Разумеется. Он называл тебя своим другом. Ты должен попрощаться с ним, пусть даже обстоятельства и необычны. Лучше побывай в Марилбонской ассоциации и запасись билетом. Сегодня днем или завтра, иначе ты будешь волноваться.
Странно, но и приятно, какой решительной бывает Мод. За рабочим столом или нет, Джордж всегда взвешивал один аргумент за другим, прежде чем принять решение. Мод не считала нужным тратить столько времени, она видела яснее — или, во всяком случае, быстрее, — и он предоставлял ей все решения по дому, как и все деньги, кроме тех, которые были нужны ему на одежду и деловые расходы. Она оплачивала все, что им требовалось, вносила определенную сумму на счет в сберегательном банке, а остальное жертвовала на благотворительность.
— Тебе не кажется, что отец не одобрил бы… такое?
— Отец умер двенадцать лет назад, — ответила Мод. — И я всегда предпочитала думать, что те, кто пребывает в присутствии Бога, становятся несколько иными, чем были на земле.
Его все еще поражало, насколько Мод способна быть прямолинейной: ее утверждение граничило с критикой. Джордж решил больше этого не обсуждать, а поразмыслить потом наедине с собой. Он снова взял газету. Его сведения о спиритуализме в основном ограничивались несколькими страницами, написанными сэром Артуром, и он не мог бы сказать, что читал их с полной сосредоточенностью. Мысль о том, что шесть тысяч человек будут ждать, чтобы их духовный вождь, ушедший от них, обратился к ним через посредство медиума, внушала ему тревогу.
Скопления людей в одном месте пугали его. Он вспоминал про толпы в Кэнноке и Стаффорде, про грубых зевак, осаждавших после его ареста дом священника. Он вспоминал людей, бешено барабанивших в дверцы кеба и размахивавших палками; он вспоминал людскую тесноту в Льюисе и Портленде и как это обостряло удовольствие от одиночного заключения. При определенных обстоятельствах он мог посетить публичную лекцию или большое собрание солиситоров, но в целом смотрел на тенденцию людей скапливаться в одном и том же месте как на первоначальный признак утраты разума. Правда, живет он в Лондоне, городе с огромным населением, но в основном ему удавалось регулировать свои соприкосновения с людьми обоего пола. Он предпочитал, чтобы они приходили в его приемную поочередно; его письменный стол и знание законов служили ему там защитой. Тут была безопасность, здесь, в доме 79 по Боро-Хай-стрит, — приемная внизу, а наверху комнаты, которые он делит с Мод.