В конце концов Фаддей решил, что останется в Эдессе навсегда.
Каждый день они с Хосаром приходили в первый храм, воздвигнутый в честь Иисуса по распоряжению царицы. Там они разговаривали и молились вместе с женщинами и мужчинами, стремящимися найти утешение от своих невзгод; они надеялись, что их молитвы будут услышаны Иисусом, который спас Абгара от жесточайшего недуга. Фаддей также ходил общаться с верующими, собиравшимися у нового храма, построенного царским архитектором Марцием.
Фаддей с самого начала просил Марция сделать новый храм таким же незатейливым, как и первый, чтобы это был обычный дом с большим залом, в котором можно было бы проповедовать слово Иисусово. Он рассказал Марцию о том, как Назаретянин изгнал из Иерусалимского храма торговцев, а еще о том, что Иисусов дух может быть лишь там, где царят простота и умиротворение.
Над Босфором светало, «Морская звезда» рассекала волны уже в непосредственной близости от Стамбула. На палубе суетились матросы, готовя судно к швартовке.
Капитан судна наблюдал за смуглым юношей, молча драившим палубу. В Генуе один из матросов неожиданно заболел и вынужден был остаться на берегу, и тогда старший помощник капитана привел этого вот немого, уверяя, что хотя тот и не может говорить, но тем не менее он хороший матрос. Озабоченный необходимостью отплыть как можно скорее, капитан тогда не заметил, что на руках этого так называемого матроса не было ни единой мозоли, кожа была изнеженной. Это были руки человека, никогда не выполнявшего тяжелую работу. Однако во время рейса немой исправно делал все, что ему приказывал капитан, при этом глаза матроса не выражали никаких эмоций, какую бы работу ему ни поручали. Старпом сказал капитану, что этого человека ему порекомендовал один из завсегдатаев портовой таверны «Зеленый сокол», потому он и привел его на судно. Капитан понимал, что старпом соврал ему, однако не знал, зачем он это сделал.
Чиновник в порту сказал капитану, что немой сойдет в Стамбуле и больше не будет работать на судне. Когда же капитан спросил его, откуда он это знает, тот лишь пожал плечами.
Капитан был генуэзцем и уже сорок лет плавал по морям-океанам. Он побывал, пожалуй, в тысяче портов и столкнулся со всевозможными типами людей. Однако в этом немом было действительно что-то необычное. Во всем его облике чувствовалась апатия и какая-то отрешенность, словно он осознавал, что дошел до финальной точки. Дошел до финальной точки чего? И почему?
* * *
Стамбул казался еще красивее, чем обычно. Немой матрос тихонько улыбался, вглядываясь в панораму порта. Он знал, что кто-то должен приехать за ним, возможно, тот самый человек, который приютил его у себя, когда он приехал сюда из Урфы. Ему очень хотелось вернуться в свой город, встретиться с женой, услышать радостный смех дочери.
Он боялся встречи с Аддаем, боялся выражения разочарования на его лице. Но в данный момент это не имело такого уж большого значения, раз он все-таки остался жив и возвращается домой. Ему повезло больше, чем его брату два года назад. Человек из собора рассказал ему, что Мендибж все еще в тюрьме, хотя о нем почти ничего не было известно с того самого злополучного дня, когда Мендибжа схватили, как обычного воришку. В газетах тогда написали, что таинственный вор был приговорен к трем годам тюремного заключения. Значит, до выхода на свободу ему оставался лишь один год;.
Немой матрос сошел с судна, ни с кем не попрощавшись. Накануне вечером капитан выдал ему оговоренную плату и спросил, не хочет ли он и дальше работать в составе его экипажа. Он ответил капитану жестами, что нет.
Немой покинул территорию порта и пошел куда глаза глядят. Если тот человек из Стамбула так и не появится, немой попытается добраться до Урфы на собственные средства. У него в кармане лежали деньги, которые он заработал на судне.
Услышав позади себя чьи-то быстрые шаги, он обернулся и увидел человека, встретившего его здесь несколько месяцев назад.
— Я некоторое время шел сзади: мне нужно было убедиться, что за тобой не следят. Сегодня ты переночуешь в моем доме, а завтра на рассвете за тобой приедут. Будет лучше, если ты никуда не будешь выходить до того момента.
Немой кивнул в знак согласия. Ему, конечно, хотелось пройтись по Стамбулу, побродить по улочкам Базара в поисках духов для жены и какого-нибудь подарка для дочери. Но он не будет этого делать. Случись еще какое-нибудь недоразумение, это снова вызовет гнев Аддая. Немой, учитывая провал своей миссии, был счастлив уже тем, что смог вернуться, и не хотел, чтобы его возвращение было омрачено еще каким-нибудь инцидентом.
* * *
— Мне это удалось.
В голосе Марко звучала радость, даже триумф. София улыбнулась и жестами показала Антонине чтобы он взял трубку параллельного телефона и тоже слушал.
— Мне было нелегко убедить двух министров, но в конце концов они мне дали карт-бланш. Они выпустят немого на свободу, когда мы им скажем, и санкционируют проведение операции по слежке за ним, куда бы он ни направился.
— Браво, шеф!
— Антонино, ты тоже слушаешь?
— Мы тут вдвоем, — ответила София, — и лучше этой новости быть не может.
— Да уж, я и сам очень доволен и не удержался, чтобы немедленно не сообщить вам радостное известие. Теперь нам нужно принять решение, когда и как он должен выйти на свободу. А у вас там как дела?
— Я тебе уже рассказывала про Д'Алакву…
— Да, но министры мне так ничего по этому поводу и не сказали, а значит, он им не жаловался.
— Мы тут заново проводим расследование в отношении и рабочих, и персонала собора, но через пару дней уже будем в Риме.
— Хорошо, вот тогда и обсудим, какие шаги нам следует предпринять, хотя у меня уже есть план.
— Какой план?
— Не будь слишком любопытной, доктор, всему свое время. Пока!
— Какой же ты все-таки… Впрочем, ладно. Пока!
Хосар спал, когда кто-то нервно постучал в хлипкую дверь его дома.
Над Эдессой еще не рассвело, однако царский стражник, стоявший за дверью, передал Хосару распоряжение от самой царицы. Он, Хосар, должен был сегодня, перед заходом солнца, явиться во дворец вместе с Фаддеем.
Хосар подумал, что царица, мучившаяся бессонницей и потому бодрствовавшая по ночам у изголовья Абгара, не отдавала себе отчета в том, что сейчас еще слишком рано. Однако по нервному виду царского стражника Хосар понял, что дело серьезное.
Он сообщил об этом Фаддею и сказал, что под вечер они поднимутся на холм, на котором находится царский дворец. Оба почувствовали: произошло что-то значительное.
Затем, стоя на коленях и молясь, Хосар пытался понять, что вызвало обеспокоенность, которая терзала его душу.
Несколькими часами позже в его дом пришел Изаз, а почти сразу за ним — Фаддей. Племянник Хосара, умный и физически крепкий юноша, рассказал ему о слухах, ходивших во дворце: состояние Абгара ухудшалось прямо на глазах, и врачи говорили, что мало надежды на то, что он сумеет выжить, — в его организме происходила решительная схватка между жизнью и смертью.