— Ты стесняешься? Или боишься, что я решу, будто ты сделала это нарочно?
— Не боюсь, но не хочу, чтобы ты так думал.
— Я вовсе не думаю так, — сказал Игорь. Поднялся. — Я пойду в воду, а ты присоединяйся.
Он разделся у самой воды, побежал — и почти сразу нырнул. Я колебалась недолго. У меня и мысли не было соблазнять Игоря таким примитивным способом, я действительно забыла купальник в комнате. Но вот стесняться, да еще человека — ни за что!
Вода была теплой, волны — ласковыми, как касание рук любимого. Я плыла вслед за Игорем, и берег удалялся, терял очертания, лишь огни фонарей вырезали «Артек» из ночи. Мы заплыли далеко за буйки, наверное, на километр от берега, я догнала Игоря, и теперь мы плыли рядом, молча, не произнося ни слова. Вроде бы не соревнуясь, но в одном темпе.
Наконец он остановился, посмотрел на меня, и сказал:
— Хватит.
— Устал? — с легким удивлением спросила я. Мне казалось, что он может плыть бесконечно… а я — так вообще могу переплыть Черное море и выйти на берег в Турции.
— Нет, не устал. Но ночь обманчива, Алиса. Это — предельное расстояние, с которого я могу дотащить тебя до берега, если что-то случится.
Я снова вспомнила слова Наташи про «надежность». Смотрела в его лицо, и понимала, что он не бравирует, не шутит. Действительно — каждый миг контролирует ситуацию. И готов меня спасать.
Смешной человечек. Сегодня утром, или завтра ночью я возьму еще немного Силы — и смогу сделать с тобой все, что угодно. И не ты будешь меня спасать, при необходимости, а я тебя — такого большого, сильного, самоуверенного, надежного… Но сейчас ты уверен в себе, в своей готовности защищать и спасать, словно малыш, идущий рядом с матерью по темной улице, и говорящий «не бойся, мам, я с тобой…»
Пусть это в манере Светлых, но все равно — приятно…
Я медленно подплыла к Игорю. Вплотную. Обняла и прошептала:
— Спасай.
Вода была теплой, но его тело — горячее воды. Он был наг так же, как и я. Мы целовались, временами уходя под воду, выныривая, жадно глотая воздух и снова ища губы друг друга.
— Хочу на берег, — прошептала я. И мы поплыли, временами касаясь друг друга, а временами останавливаясь, чтобы обменяться еще одним долгим поцелуем. На губах был вкус соли и его губ, тело будто горело, кровь стучала в висках. Так и утонуть можно… от возбуждения, от нетерпения, от желания близости.
Метрах в пяти от берега, уже на мелководье, Игорь подхватил меня на руки. Легко, будто пушинку, принес к нашей одежде, опустил. Я почувствовала спиной полотенце, над головой качнулись звезды.
— Ну, давай же… — прошептала я, раздвигая ноги. Словно развратная девчонка, словно прожженная шлюшка… и это я, ведьма московского Дневного Дозора, которую любит сам Завулон!
Но сейчас это меня ничуть не трогало.
Только ночь, звезды, Игорь…
Он опустился, его правая ладонь нырнула мне под спину, сжала между лопатками, левая рука скользнула по груди, какой-то миг он смотрел мне в глаза — будто сомневаясь, колеблясь, словно не испытывая того же жгучего желания близости, что и я. Я невольно выгнулась навстречу его телу, ощутила бедрами его возбуждение, качнулась — и лишь тогда он вошел в меня.
Как я его хотела…
Это было ни на что не похоже. Ни на секс с Завулоном, всегда принимавшим для этого обличье демона. С Завулоном я испытывала дикое, болезненное удовольствие, но в нем всегда оставалось ощущение приниженности, пусть сладкой и возбуждающей, но именно приниженности. Ни на секс с обычными людьми, будь они неопытными и полными сил юнцами, накачанными мужиками или опытными пожилыми ловеласами. Я все перепробовала, я все это знаю, и с любым мужчиной могу провести по-своему интересный вечерок.
А здесь — другое.
Словно мы действительно стали едины, словно мои желания вмиг передавались ему, а его — мне. Я чувствовала дрожь его плоти, вошедшей в мое тело, знала, что в любой момент он может кончить, но оттягивает этот миг, и точно так же сама балансировала на грани наслаждения, в томительно-сладком безвременьи…
Он будто знал меня многие годы и читал словно открытую книгу. Его руки откликались на желания моего тела, прежде чем я успевала их почувствовать, его пальцы знали, где быть нежными, а где — грубыми, губы скользили по лицу, не останавливаясь ни на миг, движения становились все сильнее, и я взмывала вслед за ними на уносящихся в темное небо качелях, шептала что-то, не понимая своих слов…
А потом мир застыл, я застонала, вцепившись в его плечи, царапая, двигаясь вслед за ним, не желая отпускать. Наслаждение было коротким, будто вспышка молнии, и таким же ослепительно-ярким. Но он не останавливался — и я снова стала подниматься на сладкой волне, балансировать — и в тот миг, когда его глаза расширились, а тело напряглось до предела, кончила снова. На этот раз по другому, наслаждение было не столь острым, но долгим, пульсирующим — словно в такт его семени, бьющей в мое тело.
Я даже стонать уже не могла. Мы лежали рядом, я — на полотенце, Игорь — на песке, касаясь друг друга, лаская — будто наши руки жили собственной жизнью, я прижималась щекой к его груди, чувствуя соленый запах моря и терпкий — пота, его тело вздрагивало под моей рукой. Я и сама не заметила, как стала целовать его, опускаясь все ниже и ниже, зарываясь лицом в жесткие волосы, лаская губами, языком, чувствуя вновь растущее в нем возбуждение. Игорь лежал неподвижно, лишь ладони его касались моих плеч, и это было правильно, сейчас так и было нужно, потому что я хотела доставить удовольствие ему. И когда он кончил снова, и тихо застонал, не в силах сдерживаться, я ощутила такое счастье, словно ласкали меня.
Все было так, как нужно.
Все было так, как никогда еще не случалось.
Никакая, даже самая веселая оргия, не приносила мне столько удовольствия. Ни наедине с одним мужчиной, ни с двумя или тремя я не ощущала такого счастья, такого раскрепощения, такой… такой… достаточности? Да, наверное, именно достаточности. Просто никто больше не был нужен.
— Я люблю тебя, — прошептала я. — Игорь… я люблю тебя.
Он мог сейчас ответить, что тоже меня любит — и испортил бы все, или почти все. Но он сказал лишь:
— Я знаю.
Когда Игорь привстал, и достал что-то из-под сваленной на песке одежды, я даже не сразу поверила своим глазам.
Бутылка и бокал. Хрустальный бокал. Один.