— Это правда? — тихо спросил фра Джироламо у моего отца. — Она произносила странные слова в соборе перед самым приступом?
Отец настороженно взглянул на нас с Дзалуммой и ничего не ответил. Рабыня держалась дерзко, с вызовом, она успела снять шапку, и ее непокорные ис-синя-черные локоны вились над головой, как змеи у Медузы Горгоны.
— Нет, — солгала она. — Хозяйка страдает приступами с тех пор, как получила травму головы. Дьяволы здесь ни при чем.
Савонарола передвинулся к голове мамы и осторожно положил руки ей на плечи. Его робость испарилась, и он сказал с уверенностью:
— Давайте молча помолимся.
Мы все подчинились, склонив головы. Я даже не осмеливалась кинуть взгляд из-под полуприкрытых век. К нам присоединились священник и Доменико, который предварительно плотно закрыл большую, обитую медью дверь. Оба поспешили занять места рядом с фра Джироламо. Протиснувшись, они встали у правого бока мамы, как можно ближе к предмету своего обожания, при этом мы с Дзалуммой оказались отодвинуты к маминым ногам.
Отец опустил голову, но не закрыл глаза и по-прежнему смотрел сурово и яростно. Он стоял с левой стороны от мамы, рядом с графом Пико.
После длинной паузы Савонарола насупил брови.
— Господь сказал мне свое слово. Болезнь этой женщины вызвал неискупленный грех, слишком долго державшийся в тайне, слишком долго захороненный. Он запятнал ее душу. Я буду молить Господа о том, чтобы он открыл ее сердце, избавил от бремени, чтобы она освободилась от любого влияния дьявола. — Он поднял голову и тихо обратился к отцу: — Вам известно о каком-либо тяжком грехе, в котором она, возможно, не пожелала признаться?
Отец взглянул на него с неподдельным удивлением. Его так переполняли чувства, что он не мог говорить, только горестно всхлипнул. К нему повернулся Пико.
— Антонио, друг мой, доверься фра Джироламо. Господь привел нас сюда с определенной целью. Все это на благо мадонны Лукреции.
— Может быть, кому-то не хватает веры? Может быть, кто-то хочет уйти? — Фра Джироламо обвел каждого внимательным взглядом.
— Я буду молиться с вами! — взволнованно воскликнул молодой священник.
Савонарола бросил на него предостерегающий взгляд.
— Те, кто желает, могут наложить на нее руки вместе со мной и молча следить за моей молитвой.
— Только молитесь о том, чтобы ей не стало хуже, — горячо потребовал отец. — Молитесь, чтобы Господь исцелил ее!
Савонарола ответил ему таким взглядом, что отец сразу затих. Священник и фра Доменико возложили ладони на предплечья и талию мамы, отец вместе с Пико положил ладонь на ее правую руку. Нам с Дзалуммой ничего не оставалось, как положить руки на мамины лодыжки.
Маленький монах крепко взялся за плечи мамы и зажмурился.
— О Всевышний! — воскликнул он тем громовым голосом, которым недавно проповедовал с кафедры. — Ты лицезришь пред собою женщину, несчастную грешницу…
Под его руками мама зашевелилась. У нее затрепетали веки. Она хрипло прошептала:
— Антонио!
Отец взял ее за руку и заговорил с нежностью:
— Я здесь, Лукреция. Все будет хорошо. Фра Джироламо молится о твоем исцелении. Отдыхай и не теряй веры.
Во время их тихого разговора монах продолжал молиться.
— …Здесь захоронена тьма, служащая выходом для сатаны. Всевышний! Он покинул ее украденное тело, вырвался из нее…
У мамы от испуга расширились глаза. Она хоть и пребывала в полусне, но чувствовала, как все крепче впиваются пальцы Савонаролы в ее плечи. Она слабо пошевелилась, словно пытаясь стряхнуть с себя, его руки.
— Антонио! Что он говорит? Что случилось?
В эту самую секунду священник, который начал дрожать от праведного пыла, закричал:
— Она во власти дьяволов, о Всевышний!
— Да! — пробасил Доменико. — Дьяволов, Всевышний!
— Перестаньте, — прошептала мама.
Тут всех перебила Дзалумма, адресовав свою резкую скороговорку в основном священнику, но также и Савонароле. Она прижалась к огромной, широкой спине Доменико, пытаясь дотронуться до хозяйки.
— Хватит! Вы ее пугаете! Ей нельзя волноваться!
— Все будет хорошо, Лукреция, — заговорил отец, — все будет хорошо…
Савонарола не обращал ни на кого внимания, продолжая вести разговор с Богом.
— О Всевышний! Никто не может спасти ее, кроме Тебя. Я недостоин обращаться к тебе, но смиренно молю: спаси эту женщину от ее грехов. Исцели ее…
Рябой священник, погрязнув в собственном безумии, продолжал молитву как свою собственную.
— Избавь ее от власти сатаны! Слышишь меня, дьявол! Это не я, а Господь приказывает тебе: оставь эту женщину! Именем Иисуса Христа, покинь ее тело навсегда!
Фра Доменико, доведенный словами священника до праведного экстаза, наклонился над мамой и схватил ее за руки с непомерной силой. Брызгая слюной, он проорал ей прямо в лицо:
— Изыди, дьявол, именем Христа!
— Помоги мне, — подала слабый голос мама. — Антонио, ради Бога…
Отец тут же схватил толстые запястья монаха Доменико и закричал:
— Отпусти ее! Отпусти!
Савонарола резко повысил тон, словно упрекая священника, Доменико и моего отца.
— Мы просим, Всевышний, об исцелении, о прощении ее греха. Только тогда дьявол отпустит ее от себя…
— Прекратите! — закричала Дзалумма, перекрывая какофонию. — Неужели вы не видите, что с ней творится?
Все тело мамы снова свело судорогой. Она сжимала и разжимала зубы, непроизвольно колотила по деревянному столу, голова ее при этом дергалась из стороны в сторону, кровь из прокушенного языка окропила мужчин.
Мы с Дзалуммой попытались переместиться, чтобы поддержать ей голову, но монахи и священники нас не пустили. Тогда Дзалумма и я улеглись поперек ног мамы, но фра Доменико одним широким взмахом руки столкнул нас со стола, даже не взглянув в нашу сторону. Отец склонился над мамой и подложил руку под ее плечо.
— Вот видишь, Babbo, дьявол обнаружил свое присутствие! — торжествующе закаркал Доменико, а потом рассмеялся. — Прочь! Ты здесь бессилен!
— Помолимся Всевышнему, — грохотал Джироламо. — Господь, мы взываем к Тебе, освободи эту женщину от греха, от влияния дьявола. Мы молим о ее исцелении. И если есть тому препятствие, яви его теперь, Всевышний!
— Прочь, сатана, — не менее громко и пылко вещал священник. — Сгинь, именем Святого Отца!
Фра Доменико, чья тупая физиономия пугающе светилась озарением, запутался в призывах настоятеля и священника. Вторя словам своего хозяина, он закричал:
— Яви его теперь, Всевышний! Прочь, сатана, именем Святого Сына!