От этого упоминания Поль внутренне сжался и пробормотал слова проклятия.
– Уловка… Но с какой целью? Чтобы разбить старику сердце?
– Чтобы причинить вред вашему сыну.
– Дядюшка, позвольте мне объяснить, – быстро возразил Люк. – Я приехал сюда не потому, что взбунтовался против вас. Я сделал для матушки талисман, чтобы освободить ее, – и он подействовал! Если бы вы только увидели ее, вы бы поверили. И она беспокоилась о том, что вред может быть причинен моей возлюбленной. Она – Сибилль – едет сюда, дядюшка. И она будет в опасности, а если я не вмешаюсь, она погибнет. Зачем было врагу предупреждать меня об этом?
Эдуар, еле сдерживая гнев, резко повернулся к нему:
– Чтобы послать на опасный путь тебя!
Люк встал.
– Если он хотел причинить зло мне, то почему он не напал на меня, когда я был один на один с матушкой?
– Но я ведь говорил тебе, что из моего видения следовало, что опасность подстерегает тебя на поле боя. Скажи тогда, что ты приехал сюда только для того, чтобы передать эту новость отцу, и что ты не будешь участвовать в битве.
– Я пойду в бой бок о бок с отцом, дядюшка. И буду рядом с ним, пока и он, и моя возлюбленная не окажутся дома в полной безопасности.
– Эдуар! – И голос, и глаза Поля внезапно потускнели при словах его шурина, словно кто-то погасил в нем внутренний огонь. – Это правда?
Сурово глядя на него, Эдуар кивнул, а потом перевел взгляд на племянника.
Поль повернулся лицом к Люку.
– Тогда ты не должен идти с нами. Внутреннее зрение твоего дяди очень точно, сынок. Насколько я знаю, оно никогда его не подводило. Какая мне радость от такой чудесной новости, что мне до чести воевать бок о бок с тобой, если я буду знать, что тебе угрожает опасность? Возможно, – и тут он утешительным жестом похлопал Люка по плечу, – возможно, это и правда, что твоя матушка снова с нами. Кто может сказать наверняка? Но мы должны также прислушаться и к словам Эдуара.
– Но я должен поступить так, как велит мне мое сердце, – настаивал Люк.
От такого упрямства сына у Поля сердито взметнулись брови. Это был хорошо знакомый жест, заставлявший трепетать маленького Люка. Но теперь сердитое выражение быстро сменилось выражением неуверенности, и он вопросительно посмотрел на Эдуара.
Дядя Люка вздохнул.
– Мы ничего не можем поделать, разве что убить его – да и это оказалось бы для нас довольно затруднительно. Он слишком хорошо усвоил уроки Жакоба. – Он опять глубоко вздохнул и придвинулся ближе к Люку, а потом с искренним смирением, которого Люк никогда в нем прежде не видел, произнес: – Но, может быть, это я бы плохим учителем. Может, это я не смог донести до тебя, Люк, важность сохранить себя в целости и сохранности до того, как ты сможешь побороть свой страх.
– Но это произошло! – улыбнулся Люк. – Больше всего я боялся того, что матушка никогда не вернется к нам… Но теперь она вернулась.
– Ох, Люк! – Эдуар со вздохом опустился на землю, глядя на огонь. – Тебе предстоит встретиться с чем-то гораздо большим, поверь мне. Ты подверг себя опасности.
– Твой дядя – очень мудрый человек. Послушайся его и, ради меня, останься, – взмолился Поль, но сын ответил:
– Ради своей возлюбленной, я должен идти.
На следующий день медленный караван армий де ля Роза и Транкавеля слился с армиями самого короля Иоанна. Огромный и все растущий и растущий зверь, подкармливаемый прибытием рыцарей других благородных домов, продолжал двигаться на север: разведчики донесли, что войска Черного Принца намеревались переправиться через Луару к городу Пуатье, чтобы соединиться с армией герцога Ланкастерского.
Все это время Люк ехал рядом с отцом, добыв себе подходящие доспехи. Однако Эдуар почему-то все время находился со своими рыцарями, не присоединяясь к зятю и племяннику даже во время привала. Это было очень подозрительно и нетипично для него. Люк обижался, но не из-за себя – потому что был уверен в том, что после окончания войны Эдуар собственными глазами увидит Беатрис в здравом рассудке и сам будет огорчен, что обидел своих родственников, – а из-за отца, которого это больно ранило, хотя он об этом не упоминал и притворялся вполне веселым во время долгих бесед, которые вел с сыном во время похода.
На третий день, часов в одиннадцать утра, когда армия остановилась на привал, пришло известие: английский принц переправился через Луару и приближается к Пуатье. Судя по всему, армия Эдуарда Черного была вдвое меньше армии короля Иоанна, и к тому же его воины были измучены долгими месяцами рейдов по городам и весям Франции. Французы наверняка должны были одержать победу.
– Вперед, на Пуатье! – разлетелось над огромным лагерем, да так громко, что земля задрожала под ногами Люка, задрожало все его тело и голос его слился с другими голосами в мощном крике: – На Пуатье!
Потому что сердцем он знал, что именно там встретится наконец со своей возлюбленной.
Два дня после прибытия обеих армий под Пуатье французский и английский главнокомандующие, подбадриваемые посланцами Папы Римского, вели не слишком чистосердечные переговоры о перемирии. Но никто не захотел уступить. Судьба Франции должна была решиться на поле брани.
Третий день оказался воскресным, и ни одна из сторон не захотела нарушить его святость пролитием крови.
На рассвете четвертого дня Люк в полном боевом облачении сидел на подрагивающем от нетерпения коне, закованном в броню и шлем, украшенный пышным алым султаном из перьев. Рядом с ним сидел Поль де ля Роза в плаще цвета первозданного снега.
Справа и слева от них не было никого, а перед ними простирался луг, окутанный густым туманом. В тумане скрывался неприятель. Они находились на острие клина, готового к атаке. За ними стояли четверо знаменосцев, а за теми – восемь рыцарей де ля Роза. Поль сам вызвался возглавить атаку, и у Люка не оставалось иного выбора, кроме как занять место рядом с ним. Они не разговаривали – отчасти из-за напряжения, но отчасти также из-за того, что были в шлемах, мешавших что-либо слышать и не дававших возможности вести обычную беседу.
Вдруг сзади грянули трубы. То был сигнал к началу атаки. Великий старый воин Поль де ля Роза взревел и высоко поднял в правой руке длинный меч, а левой рукой сжал щит и поводья, пуская вскачь сверкающего броней коня.
Двести рыцарей оглушающе взревели в ответ, и сердце Люка яростно забилось, когда загрохотали копыта и воины ринулись вперед, рассекая обволакивающий лицо влажный туман. Какофония воплей постепенно выровнялась в один боевой клич:
– За Бога и за Францию!
Чуть впереди скакал, не опуская меча, Поль де ля Роза. Он кричал:
– За госпожу Беатрис!
– За госпожу Беатрис! – закричал вслед за ним Люк и тоже поднял меч, потому что из тумана навстречу им уже потекли темные фигуры, темный поток, который тут же отсек Люка от отца.