Чекко так разнервничался, что выпустил и кинжал, и Оттавиано, который с ревом кинулся к повозке. Экипаж дернулся и медленно покатился вслед за Савелли.
Катерина, глядя на общую панику, издала радостный возглас и насмешливо прокричала вслед Чекко:
— Бегите! Давайте, спасайтесь по домам, сами увидите, как метко стреляет Фео! Я уничтожу все дома и дворцы, где живут убийцы Риарио!
Когда Чекко кинулся в погоню за Оттавиано, сумевшим нагнать повозку и забраться внутрь, некоторые жители Форли засмеялись.
Катерина повернула к ним голову и громко заявила толпе:
— Посмейтесь над Чекко, пока еще можно. Дома всех, кто убивал моего мужа, будут сровнены с землей. Слушай меня, народ Форли! Уничтожьте моих врагов, и я вечно буду считать вас своими братьями. Но если в ближайшие три дня вы ничего не предпримете, то сильно пожалеете об этом.
Жители Форли замолкли. Савелли с Людовико уже успели скрыться из виду, экипаж быстро удалялся, Чекко вскочил на коня и поспешил следом. Катерина спустилась со стены, и люди начали расходиться.
Когда Фео выстрелил во второй и в третий раз, целясь во дворец Пансекко, который поддерживал братьев Орси, и в скромный дом Ронки, армейского капитана, добившего Джироламо, от толпы не осталось и следа.
Кастелян Фео обладал странной внешностью: у него был очень короткий торс и длинные худосочные конечности, рыжие волосы он стриг так коротко, что под ними проглядывала кожа. У него было треугольное лицо с длинным острым подбородком, крупный нос и рот, громадные уши оттопыривались, словно открытые дверцы. Его мундир выглядел и пах так, будто кастелян не снимал его месяцами и не мылся сам, щеки и руки посерели от копоти и порохового дыма.
Любой ожидал бы, что и речь такого страшного, грязного человека будет грубой, однако когда Фео спустился со своего возвышения, он развернулся к Катерине и воскликнул, выговаривая слова не хуже любого придворного:
— Да здравствует госпожа Форли! Да здравствует дом Риарио! Склонитесь, друзья, приветствуя нашу храбрую и блистательную Катерину Сфорца! — С этими словами кастелян низко поклонился.
Фео успел кинуть быстрый взгляд на подчиненных, убедиться в том, что они последовали его примеру, затем опустился на одно колено, снял шлем и проговорил:
— Да здравствует госпожа Форли!
— Да здравствует госпожа Форли! — эхом откликнулись его люди.
Катерина, сияя от удовольствия, взяла Фео за грязные руки и заставила подняться.
— Да здравствует мой хитроумный кастелян! — радостно произнесла она, и впалые щеки Фео зарделись под слоем копоти. — Если бы не твоя верность и сообразительность, то не видать бы мне Равальдино! Я хорошо тебя награжу. — Графиня вынула бархатный кошелек Савелли, спрятанный на груди, и вручила кастеляну.
Фео кашлянул и опустил взгляд, полный обожания и почтительности. Он был несколько смущен щедростью госпожи, но все-таки взвесил на руке мешочек с деньгами.
— Вы так добры, ваша светлость. Я приберегу награду, деньги нам еще понадобятся. — Кастелян сунул кошелек в карман и указал на лестницу. — Часовой на посту, он доложит, если кто-нибудь снова приблизится ко рву. Пока что я возьму на себя смелость заказать повару праздничный обед из лучших припасов. Вы окажете честь отобедать с нами?
Катерина широко улыбнулась. В тоне Фео не было и намека на флирт, точно так же, как и у нее, — просто два товарища по оружию восхищались храбростью и хитроумием друг друга.
— Это честь для меня, капитан, — ответила она.
Угощение — жареная дичь, хлеб, испеченный в печах Равальдино, и яблоки, сохранившиеся с прошлого года, — показалось мне невероятно сытным после заточения у Орси. Катерина танцевала с Фео и другими воинами под флейту с тамбурином. Она потребовала, чтобы и я тоже приняла участие в этом развлечении.
Однако, несмотря на сегодняшнюю победу, меня терзали скверные предчувствия. Я ни разу не бывала в этой крепости, но стены Равальдино казались мне странно знакомыми. Я как будто бы знала их всегда, и уже скоро мне предстояло снова увидеть эти камни.
Уже на следующий день человек сто горожан — среди них был плотник, чинивший лестницы в палаццо Риарио, и его домочадцы, овдовевшая портниха, шившая Катерине платья, охотник, продававший нам свежую дичь, и многие другие, кому неплохо жилось на службе у семейства Риарио, — появились у края рва и вежливо попросили Катерину впустить их. На братьев Орси, как они сказали, им было наплевать. Чекко бесился от злости и не желал слушать Савелли. Орси велел священнику не совать свой нос в дела Форли. Жители города опасались, как бы не началась большая драка, которой они вовсе не хотели. Из вежливости ни один из них не сказал, что пушек Катерины горожане страшатся не меньше.
Впустит ли их госпожа Форли?
— Сначала скажите, что с моими детьми? — прокричала Катерина.
Все дети живы, они у Савелли, и братья Орси лишились средства давления для ведения дальнейших переговоров. Власть переменилась, а жители Форли вовсе не были дураками.
Мы лично знали всех, кто пришел к крепости со своими семьями. Мост опустили, Томмазо Фео с воинами стоял на стене, следя, чтобы ни Савелли, ни Чекко Орси не воспользовались удобным моментом. Интуиция не подвела Катерину, и все беглецы были нам признательны, Фео же радовался, что недавно пополнил запасы в кладовых. Крепость Равальдино была так велика, что здесь запросто разместились бы все горожане, причем с удобствами, не ощущая тесноты.
На следующий день, шестнадцатого апреля, часовой заметил, что по равнине к крепости скачут четверо всадников, но не от города, а откуда-то с севера. Мы с Катериной побежали на северную стену, чтобы наблюдать за их приближением.
Когда всадники подъехали, стремительно увеличиваясь в размерах, я рассмотрела знамя, которое вез один из них: пурпурно-белое, цветов Сфорца.
— Милан! — прокричала Катерина прямо мне в ухо, едва не оглушив. — Гонцы из Милана! — В ее голосе разом звучали облегчение и страх.
Да, Лодовико узнал о ее просьбе и ответил, но вдруг эти гонцы явились не для того, чтобы сообщить о приближении армии? Как быть, если они несут злую весть о том, что помощь никогда не придет?
Катерина спустилась со стены и поспешила вниз, чтобы встретить всадников, но меня удержало на месте какое-то предчувствие. По мере того как гонцы приближались, я отчетливо разглядела, что только трое из них одеты в пурпурные с белым туники, а на их конях попоны цветов дома Сфорца.
На четвертом всаднике была простая серая туника, и ехал он на черной лошади без попоны, однако же притягивал мой взгляд сильнее остальных. Я уже видела его таким, когда он скакал по скованной льдом Ломбардской равнине.
В следующее мгновение я спустилась со стены, обогнала Катерину и понеслась к воротам, выкрикивая имя мужа.
Мы с Лукой все еще обнимались, когда гонец из Милана и двое его охранников закончили короткий разговор с Катериной и собрались двинуться дальше, в город Форли.