Все изменилось в начале марта, когда дюжина всадников с папским гербом на одежде пересекла луг, остановилась перед воротами Равальдино и протрубила в горны. Командир потребовал немедленной встречи с Катериной и Оттавиано.
Мать и сын поднялись на стену. Графиня благоразумно не вышла из крепости и не впустила в нее всадников. Вместо того она вынудила их кричать, читая вслух папскую буллу, подписанную Александром и семнадцатью кардиналами Священной коллегии.
— «Дщери греха и ее сыну Оттавиано Риарио…»
Я пришла в ярость оттого, что такой человек, как Борджа, смеет называть Катерину дщерью греха. Как ни странно, в булле ни разу не упоминалось о ее замужестве и маленьком сыне. Вместо того в бумаге содержалось ложное обвинение в том, что графиня уже три года отказывается выплачивать ежегодные отчисления в папскую сокровищницу, несмотря на неоднократные предупреждения.
При этих словах Катерина саркастически рассмеялась и заявила:
— Это же ложь!
Покидая Рим, Джироламо заключил договор, по которому Ватикан обязывался выплачивать ему капитанское жалованье. Он ни разу не получил этих денег, и последние одиннадцать лет Катерине было позволено погашать все долги за счет суммы, скопившейся за эти годы. Если на то пошло, это Ватикан ей задолжал, однако гонец не обратил внимания на ее реплику, продолжая читать бумагу.
Подобное возмутительное, просто бунтарское поведение вынудило Папу Александра отправить капитана папской армии Чезаре Борджа, чтобы тот конфисковал Имолу и Форли. Катерине и ее семейству надлежит собрать пожитки и немедленно покинуть земли, иначе капитан Борджа вынужден будет применить силу, чтобы забрать то, что отныне по праву принадлежит ему.
Катерина взяла Оттавиано за руку и звучно прокричала:
— Все обвинения лживы. Их легко опровергнуть. Передайте его святейшеству Папе Александру, что я отправлю в Рим посла, который докажет несправедливость таких претензий.
Меня удивил ее ответ, однако, немного подумав, я поняла. Она делает вид, будто принимает буллу за чистую монету, невольную ошибку, и вынуждает Папу Александра подыскать другой предлог или же отбросить всякое притворство и открыто заявить о своих беззаконных притязаниях.
Но самое важное в том, что Катерина отсрочивает таким образом вторжение и выигрывает немного времени.
Катерина немедленно вызвала одного из самых уважаемых граждан Форли, доктора далле Селле, который изучал медицину, право и счетное дело. Уже на следующий день он выехал в Рим, где, к своему удивлению и удовольствию, легко получил учетные записи папской сокровищницы. Из них следовало, что именно сокровищница задолжала семье Риарио шестьдесят тысяч дукатов. Далле Селле был в восторге, и Катерина приободрилась.
Однако это ни на что не повлияло. Папа отказался дать доктору аудиенцию, как и все до единого кардиналы в Риме, в том числе Рафаэле Риарио и делла Ровере. Они тоже не приняли доктора далле Селле и не выслушали его жалобу на несправедливость.
Когда поверженный далле Селле вернулся, он привез фразу, которую повторяли в Риме повсеместно: террор Борджа. Папе Александру и его сыну требовались деньги на ведение войны; оказалось, что проще всего достать средства, убивая своих врагов из Священной коллегии, поскольку после смерти кардинала его земли и состояние отходят к церкви. Злокозненный Родриго Борджа предпочитал медленно действующий яд, который убивал через несколько дней, а не часов, без симптомов, характерных для мышьяка. Перепуганные жители Рима уже назвали эту отраву кантареллой.
Еще до того как доктор далле Селле отправился в Рим искать правду, Катерина начала готовиться к войне, черпая силы для решительных действий в том горе, какое терзало ее после смерти сера Джованни. Несмотря на угрозу французского вторжения, Милан оставался одним из самых могущественных городов Италии, и Катерина воспользовалась весьма опрометчивым обещанием дядюшки поддержать Имолу и Форли. Она приняла все оружие, каким он смог поделиться, мобилизовала самых талантливых его воинов, в том числе и своего старшего сводного брата Алессандро Ландриани, и Диониджи Нальди, весьма уважаемого кастеляна. Моя госпожа призвала даже прославленного кондотьера Скипио, незаконнорожденного сына Джироламо, появившегося на свет еще до его женитьбы на Катерине. Она приняла его как любимого родственника. Графиня наняла и бесшабашного командира, француза, родившегося в Италии, по имени Джанотто, который привел с собой отряд буйных гасконцев. Катерина отправила их вместе с жителями Форли укреплять фортификации Равальдино и городские стены. Даже Оттавиано позабыл о своей лени и работал наравне с другими, прокапывая тоннели и толкая тяжелые тачки с землей.
Однако Катерина была слишком прозорлива, чтобы во всем полагаться на своего единственного союзника, хотя в те дни никто не верил, что могущественный герцог Миланский может быть повержен. Укрепляя связи с дядюшкой, графиня в то же время отправила письмо во Флоренцию, прося принять ее посланца и обсудить возможность создания военного союза. Мужем моей госпожи был Джованни де Медичи, она поддерживала тесные связи с его старшим братом Людовико ди Пьерфранческо. Эти факты служили доказательством ее верности Флоренции, не говоря уже о том, что в свое время именно Катерина в огромных количествах и по весьма сходной цене продавала пшеницу городу, жители которого умирали от голода. Тогда Республика была настолько благодарна правительнице Форли, что ее даже объявили почетной горожанкой. Где же доказательства признательности?
Флоренция до сих пор оставалась союзницей Франции, от нее требовалось всего лишь отказаться от вторжения в Романью. Если Имола и Форли тоже войдут в альянс, то никакого нападения не будет. Если же нет, Флоренция все равно должна оказать Катерине военную помощь. Требовалось принимать в расчет и кондотту Оттавиано, поскольку вопрос его жалованья до сих пор не был решен.
Шли месяцы, а флорентийцы не отвечали. Катерина написала еще раз и снова не дождалась ответа. В конце июля наконец-то явился их посол.
Никколо Макиавелли был рослый, с длинными конечностями и широкими плечами, отчего его небольшая яйцевидная голова казалась еще меньше. Из-за маленького подбородка лоб выглядел ненормально высоким, и залысины усиливали это впечатление. Волосы были редкие, так коротко подстриженные на макушке, что она производила впечатление выбритой, зато сзади и по бокам оставались длинные пряди, которые Макиавелли заправлял за уши. У него были маленькие бегающие глазки и тонкие брови, лишь длинный прямой нос выглядел сносно.
Катерина принимала посла в Парадизе, ее кресло, похожее на трон, было развернуто спинкой к большому окну, выходившему на Апеннины. Дипломат сомнительной внешности представился, неловко поклонился и застыл в ожидании слов графини.
Обычно подобные переговоры занимали несколько дней, сопровождались развлечениями, угощением и возлияниями, однако Макиавелли явно не позволил бы себе отвлечься от цели. Он был в черном, напоминал священника и складывал руки на талии как внимательный ученик. По приказанию госпожи я налила ей вина, предложила и Макиавелли, но он отказался.