Зато я каждую ночь видела перед собой лицо умирающего брата, а днем старалась отвлечься от горя, нависающего надо мной, готового наброситься и поглотить, стоит мне выказать минутную слабость. Темные воспоминания уничтожали всякую радость, родившуюся от недавнего знакомства с Лукой, поэтому, случайно встречаясь с ним в разных неожиданных местах, я только слабо улыбалась, извинялась и уходила.
Примерно в этот же тяжелый период Катерина привела меня в изумление, объявив, что ждет к ужину гостя, того самого испанского кардинала. Джироламо тоже будет, хотя идея пригласить Борджа принадлежала Катерине. Она сумела убедить мужа, что Родриго, который служил канцлером при нескольких папах, изумительно разбирается в политике и может стать великолепным союзником. Джироламо согласился с большой неохотой и на протяжении всего ужина, накрытого на троих, по-детски демонстрировал свое недовольство. Довольно быстро стало ясно, что Джироламо с Борджа не переносят друг друга и о настоящем союзе не может быть и речи. Вскоре после ужина супруг Катерины заявил, что совсем позабыл об одном срочном деле, и откланялся.
Борджа как будто нисколько не оскорбился, остался сидеть за столом с графиней, которая вела с ним дружескую беседу, словно той унизительной встречи во дворце для свиданий не было и в помине.
Я тоже находилась в столовой, но минут через десять после ухода Джироламо госпожа развернулась ко мне и сказала:
— Отпусти всех слуг, Дея, и сама уходи. Можешь подождать в коридоре.
Я ощутила, как лицо и грудь затопила жаркая волна, и с недоверием поглядела на Катерину. О чем она думает, собираясь остаться наедине с известным соблазнителем прямо здесь, в доме супруга, который находится в соседних комнатах?
Катерина не обратила внимания на мой ошеломленный взгляд, лишь махнула рукой, поторапливая меня.
Я велела слугам идти, затем вышла сама, но прежде убедилась в том, что графиня заметила мое негодование.
Они с Борджа оставались вдвоем почти час. Я была настолько расстроена, что даже прижалась ухом к двери, хотя меня могли застать за этим занятием. В столовой не возникало никаких тревожных пауз, не слышалось шуршания одежды, не угадывалось никаких порывистых движений — лишь серьезный непрерывный разговор, слишком тихий, чтобы я могла уловить суть.
Когда обед завершился и оба вышли, Катерина торжественно проводила Борджа до дверей. Между ними возникли какие-то новые, легкие и дружеские отношения. Родриго взял мою госпожу за руки, пожелал ей спокойной ночи и расцеловал в щеки с сердечностью старинного друга. Она ответила ему тем же — поднялась на цыпочки и церемонно прижалась губами к его оливковой щеке.
Когда гость отбыл, я поспешно подошла к своей госпоже, чтобы сопровождать ее наверх, в спальню.
— Мадонна!.. — возмущенно начала я, следуя в полушаге от нее. — О чем ты думаешь, оставаясь наедине с таким типом? Твой муж только что из ревности убил человека, а ты не нашла ничего лучше, чем обедать наедине с Борджа!
Катерина остановилась посреди лестницы, дождалась, пока я поравняюсь с ней, и сказала:
— Я просто хочу понять, как устроен Ватикан. Борджа знает много такого, что будет полезно моему мужу. Если бы Джироламо вошел в комнату, то увидел бы, что между нами не происходит ничего предосудительного.
— Борджа — настоящая гадюка, мадонна, — начала я, но Катерина резко отмахнулась от меня, заставила умолкнуть и двинулась дальше.
— Он всего лишь средство. Я делаю это ради дома Риарио. Я хочу видеть, как его могущество растет. Сикст не будет жить вечно. Что тогда станет с Джироламо, а главное — со мной и моим ребенком?
Я смотрела на нее с изумлением. Она только что забеременела, ей нет еще и пятнадцати — в этом возрасте большинство девушек лишь начинают задумываться о замужестве. Однако Катерину больше интересовала политика.
Через два дня, когда Джироламо снова отправился куда-то по делам, Борджа приехал еще раз, чтобы отобедать наедине с ее светлостью. Как и в первый раз, я прислуживала Катерине за обедом, но затем, когда они с Борджа насытились, вышла из комнаты. На этот раз их беседа длилась два часа. Я снова прижималась ухом к двери, но не услышала ничего, кроме невнятного бормотания.
На следующий день после встречи с Борджа Катерина пригласила на обед его заклятого врага, кардинала Джулиано делла Ровере, и оставалась с ним наедине, хотя Джироламо по-прежнему не было дома. Делла Ровере исполнилось около тридцати, он был высокий и мускулистый, с мужественным медальным профилем и волнистыми каштановыми волосами. Речь выдавала в нем человека чрезвычайно образованного и амбициозного. В его глазах светился тот же интеллект, какой я замечала у Сикста. Кардинал производил впечатление сильного и выносливого человека, но ходил с дубовой тростью, украшенной золотым набалдашником.
Юность делла Ровере провел в Риме, прислуживая в алтаре своему дяде. Его избранию способствовали целых восемь епископов и архиепископ Авиньонский, так что в один прекрасный день он мог претендовать на папский престол. Из-за всего этого кузен Джироламо ужасно ему завидовал, а делла Ровере не пытался скрыть свою неприязнь и презрение к неотесанному родичу.
Но приглашение Катерины кардинал принял незамедлительно и с большой охотой. Он явился в палаццо Риарио в прекрасно сшитой рясе из алого шелка, отделанной бархатом в тон, в красной кардинальской шапочке, прикрывающей тонзуру. Катерина по такому случаю оделась сдержаннее, чем обычно, в простое платье из серого шелка, и покрыла косы, уложенные на затылке, белой вуалью. По-видимому, она решила не использовать против делла Ровере свои женские чары. Я поняла причину, поскольку кардинал, находясь в гостях, совершенно игнорировал женскую прислугу, зато внимательно рассматривал всех мужчин.
В столовой я заняла свое место за Катериной и стояла лицом к кардиналу, который аккуратно прислонил бесполезную трость к соседнему креслу. Они обменялись полагающимися любезностями, его преосвященство прочитал благодарственную молитву, а потом сотрапезники приступили к обеду. Графиня позаботилась о том, чтобы кардиналу подали его любимые блюда, включая лоснящихся темнокожих миног в пикантном соусе и жареных молочных поросят.
Катерина пила много вина, разбавленного водой, но почти не ела. К миноге она даже не прикоснулась, с отвращением отвернулась от блюда.
— Вам нездоровится? — спросил делла Ровере. — Вы так бледны, мадонна.
Катерина слабо улыбнулась.
— В последние дни я сильно страдаю от жары.
Делла Ровере пожал плечами и умудрился, ни на минуту не прерывая беседы, уничтожить целое блюдо миног и запить их огромным кубком вина. Он поднял пустой бокал, дожидаясь повторения. Спустя четыре секунды посудина все еще была пуста, и кардинал свободной рукой взял прогулочную трость. Когда слуга, подносивший вино, понял, что его преосвященству требуется добавка, и подошел, делла Ровере развернулся в кресле и ударил парня тяжелой палкой по лодыжкам.
Слуга вскрикнул от боли, а делла Ровере проговорил: