Ее взгляд уперся в карты, сложенные аккуратной стопкой поверх куска черного шелка.
— Неужели? — переспросила она. — Давай посмотрим, что скажут о путешествии карты.
Я снова села перед камином, а Катерина опустилась в кресло рядом со мной. Я перемешала карты, затем протянула ей.
Как следует перетасовав колоду и сняв своей рукой, госпожа отдала ее мне.
Вместо того чтобы положить карты на стол, я развернула их веером, держа рубашкой к Катерине, и велела:
— Выбери одну. Больше нам не нужно.
Катерина спешно протянула руку, но в последний момент заколебалась. Наконец она пожала плечами, вздохнула, выдернула карту и показала мне. Повешенный!..
Я постаралась сохранить внешнее спокойствие, хотя меня захлестнула волна страха. Но ведь мне надо было предсказывать будущее перепуганной беременной женщине.
— Повешенный, — произнесла я с прохладцей. — Эту карту мы уже видели раньше. Она связана с жертвой. — Я отвернулась, не в силах вынести ее полный ужаса взгляд.
— Но что она означает? Кто-то умрет? Я?..
— Не знаю, — честно ответила я, хотя и сама испугалась за нее. — Но помни, эта жертва всегда обещает удивительную награду, ведет к великому достижению. — Я с трудом улыбнулась. — Кто знает, мадонна, может быть, жертва в том, чтобы оставить меня дома и научиться самостоятельно принимать решения.
— Ты и правда так думаешь? — шепотом спросила она.
Я кивнула. Катерина успокоилась и, явно измученная, забралась в постель. Я тоже разделась, потушила лампу и улеглась рядом с ней.
Катерина еще не спала и зашептала в темноте тоненьким голоском маленького, неуверенного в себе ребенка:
— Дея, обнимай меня, пока я не засну, ладно?
В последний раз она просила об этом в день смерти отца. Звук ее голоса напомнил мне ту до смерти испуганную девочку из собора Санто-Стефано, отца которой убили у нее на глазах.
— Ладно, — ответила я мягко.
Катерина перевернулась на бок, спиной ко мне. Преисполненная жалости, я пододвинулась к ней, лежа на том же боку, и обняла за плечи. К моей радости, минуты через три она уже спала.
За день до отъезда Джироламо и Катерины все в палаццо Риарио работали не покладая рук, собирая хозяев в многомесячное путешествие. К вечеру у меня выдалось несколько свободных минут, и я смогла увидеться с Лукой. Мы встретились в саду, и я поцеловала его на прощание.
Он хотел встретиться со мной на рассвете, чтобы как следует попрощаться, или прийти в сад ночью, но я не желала ни того ни другого. Мне нужно было попрощаться быстро, чтобы не проливать лишние слезы.
Я пожелала Луке счастливого пути и не позволила ему задержаться. Он был разочарован, но все понял.
Ночью я тоже не дала воли слезам, хотя спала урывками, вздрагивала от каких-то кошмаров, несущих в себе угрозу. Я знала, что в ходе этого путешествия кто-нибудь обязательно умрет. Может быть, Катерина или даже мой обожаемый Лука. Но в любом случае эта смерть приведет к перерождению и к совершенно неожиданному будущему.
С отъездом Катерины я целыми днями просиживала в детской, играла с маленькими Оттавиано, Бьянкой и Чезаре, а также отправляла всем, кто присылал Катерине письма, короткие ответы с сообщением, что ее сиятельство в отъезде и не сможет написать лично, пока не вернется домой. Из-за отсутствия настоящей работы у меня оставалось полно свободного времени, чтобы тревожиться за Луку и мою госпожу.
Первое письмо я получила через две недели после их отъезда.
Шестое августа 1481 года.
Здравствуй, любимая!
Телохранители графа прочитывают перед отправкой все письма, поэтому буду краток, чтобы не утомлять их бесконечными излияниями чувств к тебе. Его светлость велел напомнить, что это письмо нельзя показывать никому, даже обитателям дворца Риарио, а если кто-нибудь будет расспрашивать, куда поехал граф, следует отвечать, что он в Романье, осматривает новый город Форли.
В данный момент это чистая правда. Мы прибыли в Форли вчера. Путешествие затянулось несколько дольше обычного, поскольку граф выбрал не широкую торную дорогу, ведущую во Флоренцию, а узкую, почти пустынную, которая проходит через всю Романью.
На подъездах к Форли местность равнинная, неудивительно, что здесь выращивают так много зерна. Мы проезжали мимо бескрайних полей пшеницы, золотистой, почти созревшей. Сам город маленький и совершенно не похожий на Рим.
Несмотря на это, графиня по-настоящему очаровала здешних обитателей. В этом смысле она весьма полезна своему мужу, поскольку он не умеет завоевывать сердца подданных. В вечер нашего прибытия в Форли в одной из дворцовых кухонь начался пожар. Местные говорят, это плохое предзнаменование. Кто знает, возможно, они и правы.
Я хотел бы еще многое тебе рассказать, но придется отложить это до того счастливого дня, когда я вернусь и наконец-то смогу заключить тебя в объятия.
А пока что, любимая моя, остаюсь твоим вечным слугой,
Лука.
Восьмое августа 1481 года.
Дорогая Дея!
Мы приехали в Форли несколько дней назад. Местность вокруг исключительно равнинная, однако, глядя из западного окна бывшего герцогского дворца, я вижу вдалеке прекрасные Апеннины.
Городок очень мал, но его жители весьма доброжелательны и делают все, чтобы достойно принять нас. Когда мы въезжали в городские ворота, местные юноши, одетые в белое, махали в знак приветствия пальмовыми ветвями, как будто встречали Иисуса, въезжающего в Иерусалим. Уже вечерело, и многие жители, выстроившиеся вдоль улиц, держали зажженные свечи — получилось очень красиво. Я была в новом платье из золотой парчи с серебристой отделкой, и огоньки изумительно играли на нем.
Нас проводили в церковь Санта-Кроче. Несколько здешних дворян помогли Джироламо сойти с коня и довели его до алтаря, чтобы он получил благословение. Затем мы отправились в наш новый дворец, где нам пришлось сидеть смирно, выслушивая проповедь местного священника. Потом Джироламо поднялся с места и объявил всем собравшимся, что будет править ими как добрый отец. Он никогда не станет брать с них налоги, поскольку мы прекрасно живем и без этих денег.
В ответ на это обещание народ, собравшийся в дворцовой часовне, разразился приветственными криками, новость за секунды разнеслась по улицам, запруженным жителями. Они оглушительно ревели от восторга, лишь пирожки и сладости, которые полетели в толпу из дворцовых окон, заставили их немного успокоиться.
После был бал. Я танцевала несколько часов, а Джироламо сидел и смотрел. Наверное, я все-таки переусердствовала, потому что на следующее утро так ослабела, что пролежала в постели до полудня. Не знаю почему, но эта беременность просто высасывает из меня силы.