Она преклонила перед ним колени. Белые юбки веером легли возле нее.
Это была блестящая театральная идея. Горожане, ослепленные красотой Марии, громко приветствовали ее смирение перед их будущим королем.
Я посмотрела через плечо на аристократов, разместившихся за нами на ступенях собора. Каждое лицо выражало восхищение прекрасным поступком Марии. Кроме одного: Козимо Руджиери было не обмануть. Он хранил серьезность. Черные глаза, выделявшиеся на белом лице, глядели с мрачной настороженностью. Так было и тридцать лет назад, во Флоренции, когда он произнес страшное слово.
«Предательство!..»
После церемонии мы отправились во дворец кардинала к традиционному пиру, после которого давали бал. Я находилась возле Марии, когда ее дядя Франсуа де Гиз пригласил ее на танец. Он уже опьянел и слишком громко шепнул ей на ухо:
— Ты теперь королева двух стран.
Марии, судя по всему, это понравилось, и она, коварно мне улыбнувшись, пошла танцевать.
На обратном пути невесту несли в паланкине. Когда мы ехали по мосту, заходящее солнце окрасило кожу и платье Марии в блестящий коралл. Во дворец мы вернулись страшно усталые, однако де Гиз никак не мог угомониться. Все собрались в большом бальном зале Лувра. Король появился в маленькой механической лодке, украшенной лилиями и белым атласом, с серебряным парусом. Под звуки музыки лодка заскользила по мраморному полу, словно по морю, и приблизилась к Марии. Мой муж, улыбаясь, помог невесте забраться в лодку, и они медленно сделали круг по залу к изумлению гостей.
Когда они отъехали от меня, появилась вторая лодка с Франциском на борту. Я, вынужденно изображая радость, уселась рядом с сыном на бархатную подушку и поцеловала его в щеку.
— Ты очень утомилась, maman? — спросил Франциск.
У него самого смыкались веки, но он был в хорошем настроении: наверное, чувствовал облегчение оттого, что сумел пережить церемонию.
— Немного, — ответила я и похлопала его по коленке, — но не так сильно, как ты.
Франциск серьезно кивнул.
— Правда, Мария очень красива? — вдруг сменил он тему.
— Да, — согласилась я и после паузы поинтересовалась: — Франциск… тебе известно, что Мария — очень самоуверенная молодая женщина?
— Да, — отозвался он простодушно. — Мария бывает очень упрямой.
— Поэтому учись подчинять ее себе. Иначе, несмотря на то что ты король, она будет править вместо тебя.
Мой сын опустил глаза.
— Мария любит меня. Она не сделает мне ничего плохого.
— Знаю, — терпеливо произнесла я. — Но когда нас с отцом не станет, ты будешь королем, и ты должен помнить, что вся ответственность ляжет на тебя одного.
Франциск меня не слушал. Он посмотрел на свою невесту и замахал ей рукой, привлекая к себе внимание. Мария послала ему воздушный поцелуй, и он глупо улыбался, пока ее лодка не скрылась из виду.
— Франциск, — позвала я. — Пожалуйста, исполни одну мою просьбу.
Сын поднял на меня невинные глаза: он уже забыл, о чем мы только что говорили.
— Конечно, maman.
Я сделала глубокий вдох.
— Обещай мне, что, когда станешь королем, не позволишь Марии принимать решения. Обещай, что сначала выслушаешь своих советников.
— Да ведь моими советниками будут де Гизы. А Мария всегда с ними заодно. Так что это я тебе обещаю.
Франциск наклонился вперед и поцеловал меня в щеку.
— Спасибо, — сказала я нежно. — Ты хороший сын.
Сердце у меня ныло. Я поняла, что не могу позволить себе умереть, пока жив Франциск.
Свадебные празднества длились пять дней. Людей развлекали разнообразные зрелища и цирк. Обычно подобные мероприятия заканчивались рыцарскими поединками. Традиция требовала от жениха участия в последнем турнире, однако слабое здоровье Франциска делало это невозможным. Поэтому он просто сидел вместе со мной, с Марией и Дианой в ложе и приветствовал выступавших за него рыцарей.
Я с трудом выдержала еще один банкет, на котором председательствовал Франсуа де Гиз, а затем вернулась в свои апартаменты. К моему изумлению, вскоре меня навестил Генрих.
Он наклонился, я поднялась на цыпочки, и мы поцеловались. Лицо мужа раскраснелось, щека была горячей, от кожи пахло мылом. Я внимательно на него посмотрела. У него не было любовного намерения, он вздохнул и тяжело опустился в кресло. Я поняла, что ему лишь бы до собственной постели добраться.
— Что тебя беспокоит? — спросила я напрямик.
Мы оба так устали в последние дни, что не тратили время на формальности.
Муж спрятал наигранную улыбку и повернулся к камину. Был конец весны, и топить давно перестали. Он помолчал, снова вздохнул и наконец ответил:
— Франциск. И Мария…
Я не задавала мужу вопросов о первой ночи молодоженов: слишком боялась. Мой старший сын чудесным образом пережил брачную церемонию, но я и не надеялась, что он переживет сам брак.
— Ты знаешь, меня пригласили в свидетели, — напомнил Генрих. — Если бы это был другой мальчик, здоровый нормальный парень, то, возможно, проблем бы не возникло. Но речь идет о нашем Франциске… Это было ужасно.
Муж говорил тихим монотонным голосом, тупо глядя в черный пустой очаг, куда горничная поставил большую хрустальную вазу с белыми лилиями в честь молодоженов.
— Я объяснил ему… насчет брачной ночи. Думал, что он все понял. Когда я пришел, они с Марией находились под одеялом. И Франциск просто лежал. Я стал шептать ему, что следует делать, но он лишь отмахнулся и сослался на усталость. Мне стало так стыдно. Я взял его за плечо и напомнил на ушко, что жду не только я. Кардинал тоже ждет, он должен доложить Папе. Франциск расстроился и потерял сознание. Я вынужден был вызвать врача. Тот посоветовал спокойно отдыхать до утра.
— Бедный Генрих, — покачала я головой. — Бедный Франциск! Нельзя ли что-нибудь сделать?
— На следующее утро Франциск заявил, что не здоров, — уныло продолжал муж. — Но надо было принимать участие в торжествах. Мария не могла на них появиться без мужа. Я выслушал множество шуток о первой брачной ночи молодоженов. Но как я мог открыть кому-нибудь правду?
Я ласково положила ладонь на руку Генри.
— Что-нибудь еще?..
— Случилось ли еще что-нибудь? — уточнил он. — Да, случилось, на вторую ночь. Франциск сделал попытку, но ему не хватило решимости закончить то, что он начал. Он был напуган, бедный мальчик, плохо себя чувствовал, и я оставил его плачущим на руках Марии. Потом я всем соврал — соврал кардиналу, который заглянул после меня и застал их в объятиях друг друга. Я поклянусь перед всяким, что у сына все получилось. Только боюсь, как бы Мария не проболталась Диане. Если Диана узнает…