Когда я очнулась, то обнаружила, что сижу в кресле, за спиной у меня несколько подушек, а ноги лежат на оттоманке. Мадам Гонди обмахивала мне лицо веером.
— Madame la Reine! Ну слава тебе господи. — Она облегченно улыбнулась. — Наконец-то вы к нам вернулись.
Мадам Гонди заставила меня сделать глоток вина. Я приложила руку ко лбу.
— Где месье Руджиери?
— В коридоре. Я и не подозревала, что он может так испугаться.
— Позовите его, — велела я, возвращая бокал мадам Гонди.
Она слишком хорошо меня изучила и не стала спорить, просто впустила Руджиери и осталась за дверью. У меня еще кружилась голова, поэтому я не поднялась с кресла.
При виде меня колдун просиял. Я жестом велела ему молчать. Я была слишком слаба и не могла тратить энергию на бессмысленные расспросы о своем здоровье.
— Вы скрыли от меня информацию о моем муже, — заявила я, — но вы расскажете мне все о моих сыновьях. У Франциска плохое здоровье. Я должна выяснить, улучшится оно или…
— Если вы уверены, что сможете перенести правду, — перебил Руджиери, — то я расскажу вам о будущем подробнее, чем это сделает гороскоп. Дайте мне неделю, а лучше две. Но нам следует встречаться наедине. Это нелегко в городе, где так много глаз. — Он помолчал. — А если правда вам не понравится…
— Больше никакой крови, — отчеканила я.
— Вскоре я навещу вас, Madame la Reine, — пообещал колдун и откланялся.
Он ушел; мадам Гонди стояла в дверях и с любопытством смотрела ему вслед.
— Он странный человек, — вздохнула я.
— Возможно, — отозвалась она задумчиво. — Но он перенес вас сюда на руках. И был очень встревожен. Мне казалось, он сам хлопнется в обморок. Судя по всему, Madame la Reine, он в вас влюблен.
Я сердито взглянула на свою камеристку. Мое сердце болело из-за Генриха. Мне несносна была мысль о странной привязанности Руджиери. Мадам Гонди сменила тему, настояв на том, что мне необходимо поесть. Колдуна в тот день мы больше не обсуждали.
Замок Шомон находится на отроге реки Луары. Чистое новое строение с круглыми белеными башнями под темно-серыми сланцевыми крышами. Из его окон открывается вид на лесную долину. Я вела переговоры о его покупке еще до гибели Генриха. Мечтала, что мой усталый муж будет там отдыхать. Теперь мне самой хотелось укрыться в замке, потому что он не хранил воспоминаний о Генрихе.
Руджиери ждал меня в Шомоне. Желая избежать слухов, несколько дней назад он прискакал туда на собственной лошади. Он не вышел меня приветствовать, остался в закрытом помещении: готовился к нашему очередному преступлению.
Пока за окном было светло, я беспокойно изучала свою новую собственность, расхаживая по пустым залам. Вечером над темной рекой засеребрился месяц. Я смотрела на водную рябь с балкона.
Через несколько часов ко мне постучала мадам Гонди. Я последовала за ней. По галерее мы вышли наружу, к часовне. Камеристка осталась у винтовой лестницы, ведущей к колокольне. От лампы я отказалась и поднималась в темноте, нашаривая ступеньки. Высокая дверь наверху была закрыта, из щелей пробивался слабый свет. Я отворила дверь.
Комната оказалась просторной, пустой, с высокими потолками. В центре, в большом круге, стоял Руджиери. В помещении слабо горели четыре свечи. Одна из них — позади обтянутого шелком низкого алтаря. На алтаре находились маленькая деревянная птичья клетка и человеческий череп. Верхушка черепа была спилена, чтобы можно было поставить кадило. Из глазниц струился дым, наполняя воздух горьким запахом ладана.
Руджиери приблизился к краю пентаграммы. В его левой руке блеснул обоюдоострый кинжал.
— Круг подготовлен. Идите сюда. — Колдун указал на точку, расположенную сразу за черной окружностью. — Встаньте там и слушайте мои указания.
Я подчинилась. Колдун дотронулся кончиком кинжала до линии, поднял кинжал и начертил невидимую арку, достаточно широкую, чтобы в ней поместился человек.
— Входите, — скомандовал он. — Быстро!
Я поспешно вошла, и он одним движением закрыл невидимое отверстие.
Темнота в круге казалась живой. Руджиери зачехлил кинжал и вернулся в центр. Бледное пятно его руки дернулось, и тут я увидела миниатюрную женщину в черном одеянии. Изможденное белое лицо искажено от горя.
Я дотронулась до нее; мои пальцы ощутили холодный металл, и я отняла руку. Это было большое овальное стальное зеркало на подставке. Руджиери только что снял с него черное покрывало и поставил перед ним табурет.
— Садитесь, — велел он, и я повиновалась.
Колдун шагнул к алтарю и вынул из клетки белого голубя. Птица доверчиво устроилась на его руке, и тут Руджиери резко и грубо свернул ей шею. Сверкнул кинжал, голова голубя упала на пол, кровь залила белые перья. Руджиери взял с алтаря перо, обмакнул его в кровавый обрубок и вывел на стали странные варварские буквы. Мое отражение покрыли красные заклинания. Зеркало было почти полностью исписано. Руджиери отложил мрачную чернильницу и перо и встал позади меня.
— Катрин, — произнес он. — Катрин… — Звуки его голоса были певучими и странно сексуальными. — Вы хотите знать будущее ваших сыновей. Пусть зеркало откроет судьбы французских королей.
Страшно устав от горя, я опустила веки и прислонилась к колдуну спиной. Я чувствовала полный упадок сил и готова была задремать. Мое дыхание сделалось глубоким и томным. Стало лень шевелиться.
— Катрин, — позвал Руджиери.
Я вздрогнула и распахнула глаза. Теперь я была на табурете без опоры: Руджиери исчез. Я окликнула его по имени — ответа не последовало, лишь слабое щебетание второй, еще живой птицы. Полированная сталь отражала две горящие свечи по краям и ничего больше.
Зеркало вдруг затуманилось, словно от дыма. Затем туман развеялся, и на поверхности стало вырисовываться какое-то смутное изображение. Поначалу я решила, что колдун снова находится за моей спиной, но нет, в зеркале был не он. Черты прояснились, и я увидела темноволосого мальчика с темными глазами.
— Франциск? — прошептала я.
Лицо, посадка головы, плечи — все это вполне могло принадлежать моему старшему сыну.
Фигура не ответила, но постепенно стала светиться. Вспыхнула ослепительно, словно фейерверк, и быстро погасла.
Зеркало потемнело и снова затуманилось. Когда туман рассеялся во второй раз, появилось другое лицо, на этот раз в профиль, но опять нечетко. Это был мальчик с круглыми щеками и уродливым красным пятном над верхней губой. Мой второй сын, Карл.
«Пусть зеркало покажет будущих королей Франции».
Франциск, мой бедный слабый мальчик, был обречен. Я закрыла глаза ладонями, удерживая слезы. Руджиери был прав: мне нужно было знать.
Когда я опустила руки, то обнаружила, что лицо Карла пульсирует; яркое и темное, светлое и черное перемежались. Я стала считать колебания: четыре, пять, шесть. Это что, отсчет времени? Годы? Если так, то сколько лет я пропустила?