И, со вздохом сожаления, наконец она извлекла оттуда последнюю вещицу — красную шерстяную тесьму, свернутую петлей с перекрещивающимися концами — и приколола над сердцем к ночной рубашке.
— Это чтобы отвадить от тебя дух Черной Чумы, что боится цвета крови и не станет тревожить сердце, которое под его защитой.
Произнеся эти последние слова, старуха опустилась на ближайший стул, измотанная, обессиленная неравной борьбой. Она долго просидела без звука, и даже дыхание ее стало едва слышным.
Алехандро осторожно потряс ее руку. До того неподвижным было лицо знахарки, что он испугался, уже не приняла ли она на себя чужую гибель. Но глаза у нее тотчас открылись, и она выпрямилась.
— Больше я ничего не могу сделать, — сказала она. — Теперь остается только молиться.
И они молились, каждый по-своему, за выздоровление леди. Но когда солнце стало клониться к вечеру, стало понятно, что дух Черной Чумы не испугался цвета крови. Леди готовилась к переходу в другой мир. Веки ее затрепетали, когда она обвела комнату взглядом.
Алехандро знал, что видит она не тех, кто сейчас перед ней, но тех, кого когда-то любила, и что на самом деле даже не понимает, где находится. Он нисколько не удивился, когда она вдруг поджала ноги и, как ребенок, свернулась калачиком, будто бы защищая пораженный болезнью живот. Он слышал, как она тяжело задышала и как дыхание прекратилось, а глаза незряче уставились на них из-под полуприкрытых век.
Матушка Сара закрыла, как полагалось по тогдашнему обряду, веки умершей и сверху положила монетки.
Кэт разрыдалась, хрупкое ее тело вздрагивало в объятиях Адели.
— Мама! — крикнула она с болью и отчаянием.
Алехандро хотел накрыть умершую простыней, но Кэт его остановила:
— Пожалуйста, доктор, позвольте мне поцеловать ее в последний раз.
Он опустился перед ней на колени, взял ее за руки.
— Не могу, дитя, ибо тогда зараза перейдет от нее к тебе, — ласково сказал он.
Но она смотрела на него с такой мольбой и страданием, что он не выдержал. Он стоял и смотрел, как она вытирает слезы платком, который он ей дал.
— Кэт, поцелуйте платок, — попросил он.
— Зачем? — удивилась она сквозь рыдания и всхлипы.
— Сейчас увидите.
Вытерев слезы, Кэт поцеловала мокрый платок.
— Теперь отдайте его мне.
Он накрыл ее маленькую руку своей. Ласково улыбнулся, погладил по голове. Потом выпрямился, поднялся и подошел к постели. Коснулся платком губ мертвой женщины и вложил ей платок в ладонь.
— Теперь она заберет с собой ваш поцелуй, и он пребудет с ней в вечности.
* * *
Алехандро, дрожа от нетерпения, смотрел, как матушка Сара мыла холодной водой морщинистое лицо и шею, стараясь уничтожить следы заразного дыхания.
Наклоняясь над тазом, она повернулась к нему и спросила:
— Не хотите ли дать старой женщине минуту отдыха?
— Я хотел бы задать вам вопрос…
— Конечно. У вас ко мне много вопросов, — проворчала она, тяжело вздохнув. Она вытирала передником мокрое лицо и руки. — Пусть будет по-вашему. Слушаю.
— Во-первых, я хотел бы узнать, как…
— Как так получилось, что я опередила вас, хотя вы скакали верхом, а я попрощалась с вами, глядя вам вслед от порога своего дома?
— Да!
— Говоря по правде, молодой человек, все было совсем не так.
— Но я собственными глазами видел… И моя спутница тоже… Адель! — позвал он.
Она вместе с Кэт появилась на пороге, обнимая девочку за плечи.
— Прошу тебя, расскажи этой женщине, что мы видели.
— Алехандро, девочка… — На лице Адели появилась тревога. — Не хочу, чтобы она это слышала. Это ересь.
Он взял Кэт за плечи и передал с рук на руки служанке, чтобы та ее увела. Когда дверь за Кэт закрылась, Адель рассказала знахарке все, что видела.
— И вы не заметили меня, когда туда ехали?
Алехандро и Адель переглянулись.
— Я вообще не помню, чтобы видел женщину, похожую на вас, — сказал Алехандро.
— Но каких-то встречных всадников видели, не так ли? — спросила матушка Сара.
— Всадников видели, — сказал он, почти рассердившись. — Но не вас же!
— Много лет я лечу людей от болезней телесных и душевных, и я знала многих, кто видит только то, что хочет, не обращая внимания на то, что на самом деле находится перед глазами. Значит, для вас было очень важно встретить меня на той поляне, иначе вы увидели бы, что дом пустой и меня там нет.
— Женщина, говорят тебе, — сказал он, не в силах сдержать гнева, — мой дух, мой рассудок и тело были в полном согласии друг с другом, и я нисколько не сомневаюсь в том, что ты встретила нас в лесу, и это только что подтвердила моя спутница.
Он ждал, что ответит старуха, но та стояла молча, скрестив руки на пышной груди.
— Ну? Что ты на это скажешь?
— Скажу тебе, нетерпеливый юнец, что ты, конечно, веришь в то, о чем говоришь, но это лишь воспоминание про очень приятный сон. А вот откуда такая уверенность в том, что это был не плод утомленного ума, а реальность? Неужто лишь из нежелания расстаться с радостью в надежде на чудо, которого ты так ждал в эти горькие дни?
— У меня в сумке лежат лекарства, которые ты дала…
— Так ли уж твердо ты можешь утверждать, что получил их из моих рук?
В изнеможении, устав от препирательств, Алехандро потряс руками. Заходил беспокойно по комнате, что-то бормоча себе под нос. Наконец он остановился и с видом самого горького разочарования сказал:
— Тогда объясни мне, по крайней мере, почему все твои усилия ее спасти пропали даром. Служанка сказала, что леди протянула целых две недели. Это невероятно! В жизни не видел такого успеха. Но что же под конец пошло не так? Я должен это узнать!
Старая женщина села и тяжело вздохнула:
— Скажи мне, врач, доводилось ли тебе пытаться спасти безнадежного больного?
Алехандро ничего не ответил, но мгновенно вспомнил медленно угасавшего Карлоса Альдерона.
— Ага, вижу, что доводилось, — сказала она, перехватив его тотчас исполнившийся стыдом взгляд. — И промолчал бы, но глаза тебя выдали.
Алехандро повесил голову.
— Ты права, — тихо проговорил он. — Я тоже тратил понапрасну силы и время.
Голос ее смягчился и потеплел, когда она ему ответила:
— Никогда не говори, что ты тратил их понапрасну, ибо ты получил результат, который всего важнее. Если бы я сегодня отвернулась и ушла из этого дома, то мое пренебрежение к тем, кто ее любил, могло оказаться для них губительнее, чем сама болезнь. Я не могу убить в ребенке надежду. Но я солгала бы, если бы сказала, что нашла лекарство от чумы. Я сумела задержать смерть, но не вылечить.