— Знаю! — воскликнул он. — Протухшие яйца.
Служанка кивнула:
— Там горит тайное зелье матушки Сары. Она расставила в спальне свои горшочки. Говорит, оно тоже помогает против чумы. С ее помощью леди жива вот уже как вторую неделю. Вырвала ее, можно сказать, из рук смерти, хвала Создателю!
— Неделю! — взволнованно повторил Алехандро. — Я должен немедленно встретиться с этой женщиной! Скажи нам, как ее прозывают, чтобы нам легче было искать.
Служанка сдвинула брови и явно всерьез задумалась.
— В жизни не слышала. Я помню ее с колыбели, и всегда ее все звали только матушка Сара. Даже моя матушка, да упокой Господи ее душу.
— Как ее найти?
Служанка снова задумалась, после чего сказала, что нужно переправиться через реку и ехать в соседнюю долину.
— Путь неблизкий, — сказала она. — Проедете луговину, увидите там два кривых сросшихся дуба. Проедете дальше и увидите еще одну дорогу, поуже, она вас приведет на большую поляну. На опушке там стоит каменный домик, прямо рядом с желтым горячим источником, который у нас народ считает волшебным. Говорят, будто часть своей силы матушка Сара черпает из него.
Услышав про магию, Адель закрыла Кэт уши.
— Ересь и богохульство! — воскликнула она. — Да защитит нас Господь от магии и от ведьм!
Мгновенно к ней повернувшись, Алехандро заявил:
— Ведьма она или нет, однако если у этой женщины есть хоть какая-то власть над чумой, нам немедленно нужно ее увидеть. Я не могу позволить себе пройти мимо, не разобравшись, в чем дело.
Однако всегда покладистая Адель не сдавалась, проявив удивительное упрямство.
— А как же ребенок? Я настаиваю на том, чтобы девочка держалась подальше от злого влияния колдовства.
— Адель, мы даже не знаем, пользуется ли та женщина черной магией. Вы же слышали, она знахарка! Вполне возможно, ее успехи произвели такое впечатление на местных жителей, что они не могут это назвать иначе как колдовством. Но, судя по всему, коли у нее такие успехи, она скорее медик, нежели ведьма.
Девочка, невольно присутствовавшая при этом горячем споре, следила за ним с любопытством. Наконец и она вставила свое слово:
— Разве мне нельзя побыть тем временем здесь, в доме матери?
Прервавшись на полуслове, Адель переглянулась с Алехандро, ожидая, что скажет он. Но первой высказалась служанка:
— Дитя может оставаться здесь сколько угодно, если только не будет тревожить хозяйку.
— Нет, она не будет, — сказал Алехандро. — Ей строго-настрого запрещено не только прикасаться к больной, но и близко подходить к постели. Лошади у нас добрые, так что мы обернемся еще до заката и заберем девочку. Кэт тем временем успеет поговорить с матерью — только недолго! — и мы потом сразу же двинемся в Виндзор. Что скажете на это, Адель?
Адель с сомнением взглянула на служанку, размышляя, можно ли оставить Кэт на эту девицу, которая явно еще не так давно была здесь какой-нибудь судомойкой, а стала горничной, лишь когда слегла хозяйка.
Однако, если им непременно нужно ехать к матушке Саре, выбора у них нет, и ребенка придется оставить. Адель открыла сумочку, извлекла оттуда золотую монету и протянула девице:
— Проследи, чтобы она не приближалась к постели. Если все будет благополучно, то, когда мы вернемся, получишь еще такую же.
Служанка, в жизни не державшая в руках таких денег, услышав, что дадут вдвое больше, вытаращила глаза.
— Все сделаю, леди, будьте уверены. Присмотрю за дитем лучше не бывает, — закивала она головой для пущей убедительности.
Адель все же точили сомнения. После некоторого колебания она обняла Кэт и сказала:
— Мы приедем за тобой до захода солнца.
Девица подала им плащи, и, стоя в дорожном своем одеянии, они смотрели, как замызганная девица вела Кэт по темному коридору в спальню. Шепотом Алехандро молился, чтобы Господь позаботился о ребенке, а потом они быстро вышли, оседлали своих лошадей и направились по дороге на запад.
За рекой, поднявшись на холм, они тут же увидели долину. Алехандро, дернув поводья, направился в сторону видневшегося невдалеке луга, и Адель, не отставая, двинулась следом за ним. Как и говорила служанка, вскоре они увидели два дуба, слившиеся в одном неподвижном объятии. И когда всадники проскакали под сплетенными ветками по узкой дороге между согнутыми стволами, Алехандро даже показалось, будто они вторглись в чужую жизнь.
Вскоре они въехали в густой лес, и тотчас все изменилось. Даже самый воздух здесь был не тот, что на лугу. Он был слаще и намного теплее, хотя в таких чащах обычно царит вечная прохлада. Стояла тишина, не слышно было ни звука — ни стрекота насекомых, ни кваканья лягушки, ни человеческих голосов, только стук копыт по земляной дороге.
В изумлении оглядевшись, Алехандро сказал Адели:
— Я начинаю понимать, почему ты решила оставить Кэт дома. Я и сам почти околдован этим местом… Здесь явно присутствует нечто, неподвластное моему уму.
Они выехали из чащи так неожиданно, что прикрыли рукой глаза, защищаясь от яркого света. С той минуты, когда они проехали под дубовой аркой, Алехандро ничего толком не запомнил, однако знал, что дорога закончена. Он понятия не имел, сколько они ехали через лес. Он ничего не запомнил — его слишком околдовала таинственная красота.
Однако Адель, в отличие от него, отнюдь не пришла в восхищение. Ей отчаянно захотелось крикнуть, чтобы они поворачивали назад и быстрей уносили ноги, но слова замерли у нее на губах. А в лесу ей явственно чудилось, будто чья-то невидимая рука направляет лошадь сквозь кусты и деревья к сверкавшей на солнце поляне. Адель пыталась протестовать и опять оказалась беспомощной, будто вдруг онемела, не в силах издать ни звука.
Зачарованные, прикрыв от блеска глаза, они в изумлении переглянулись. Потом, медленно, тяжело спешившись, двинулись по тропе в сторону видневшегося невдалеке каменного дома. Вскоре они достигли вымощенной камнем дорожки, которая вела от порога к теплому желтому источнику. Увидели пар, волнами поднимавшийся над водой, и завороженно смотрели, как играли на ее гладкой поверхности золотые солнечные искры. В теплом, сыром воздухе висел странный, пьянящий запах, и Алехандро вдруг вдохнул его полной грудью, потом еще и еще. И чем больше он его вдыхал, тем больше ему хотелось сделать еще глоток этого благословенного аромата, тяжелого, сладковатого, который нес в себе запахи живой влаги и мертвенной сырости, запах гнили и запах жизни.
Когда вновь обрел дар речи, Алехандро сказал, обращаясь к Адели:
— Если это и есть зло, то я готов ему сдаться навеки. В жизни не видел ничего лучшего, чем это место.
Тут в тишине раздался волшебный голос:
— Приветствую вас у себя, почтенный доктор и благородная дама.
Тут перед ними, будто из ниоткуда, возникла женщина, вид которой никак не соответствовал завораживающей музыке голоса. Она снова заговорила, и речь ее полилась плавно, будто песня матери, убаюкивающей в колыбели дитя.