— Прошу, учтите, чем я ради вас рисковал, мистер Клоудир. Из-за попытки похищения Барбеллиону стало известно, что я его предал. А он такой человек, которого нам, юристам, приходится опасаться. Он может меня уничтожить. Но, дорогой сэр, я найду ее, не бойтесь. И тогда, не забывайте, у меня имеется ее вексель.
— А что, если Барбеллион доберется до нее первым? Знаете, как долго я трудился, чтобы перехитрить этих треклятых Момпессонов?
— Я найду ее первым, обещаю. У меня есть союзник, которому она доверяет.
Старый джентльмен поднимает брови:
— О ком вы говорите? — Он подходит ближе и заглядывает адвокату в лицо: — Кто он?
— Не спрашивайте.
— Это еще почему?
— Потому что я обещал хранить в тайне имя этого человека.
Тут стукает парадная дверь, и в наружной конторе слышатся быстрые шаги.
В кабинет бесцеремонно врывается красный, взволнованный мистер Валльями:
— Я нашел ее! Нашел!
Он оборачивается и делает знак; в комнату, шаркая ногами, входит горбатый коротышка в засаленном бенджамине, с меховой шапкой в руках. На старого джентльмена он смотрит немного искоса, словно опасаясь прямого взгляда, и тянет себя за прядь волос на лбу.
— Давайте, Эйсханд, — подбадривает его Валльями. — Расскажите эту историю мистеру Клоудиру.
Незнакомец шаркает ногой:
— Ну, дело было так. Мистер Валльями как раз пришел посмотреть книги, я предъявил ему вот это и сказал про молодую женщину, хозяйку. Это молодая женщина с мальчиком.
Еще не договорив, он извлекает из кармана какой-то предмет и кладет себе на ладонь. Мистер Сансью наклоняется, чтобы его разглядеть, но старый джентльмен не сводит своих сверкающих глазок с черт ростовщика.
Ну вот, гляжу я и думаю: а ведь лицо-то словно бы знакомое. Но припомнить все же не могу. Ладно, было это семь или восемь месяцев назад, и с тех пор она каждый месяц приходила заплатить проценты. Фамилия — Хафмун. И я все напрягал голову, но без толку. И тут меня осенило. Я ведь видел его всего один раз, мистер Клоудир, сэр, с вами, тому много лет. Вам это не вспомнится, сэр, я в то воскресенье гулял со своей старухой по Боу-Коммон. Он был тогда совсем мальчишкой, с тех пор ведь прошло два десятка лет. И я понимал, что… То есть… Я сказал себе: мистеру Клоудиру это будет интересно. Я доложил мистеру Валльями, и он сразу привел меня сюда. — Он робко жалуется: — Всю дорогу бегом.
Старый джентльмен берет медальон и подносит к окну. Поворачивает внезапно побледневшее лицо:
— Да, вы правы. Очень хорошо, что вы это принесли. Когда срок следующей выплаты процентов?
— Через неделю.
— Спасибо, Эйсханд. За сообразительность получите награду. Позаботьтесь, Валльями. — И добавляет вполголоса: — Дайте ему гинею.
— Быть полезным вашему семейству — для меня честь. — Волоча ноги, ростовщик удаляется.
Старый джентльмен торжествующе смотрит на адвоката:
— Грош вам цена с вашей помощью! И с вашим чертовым союзником! — Это он выкрикивает (хотя слово «чертовым» произносит про себя). Затем бормочет себе под нос: — Да, теперь я понимаю, что делать дальше.
— При необходимости окажу вам всяческое содействие, — говорит мистер Сансью.
— Да-да, — отмахивается старый джентльмен.
Адвокат кивком кланяется и направляется к двери.
В дверном проеме ему встречается мистер Валльями, который входит и говорит своему нанимателю:
— Я дал ему деньги, и он был очень благодарен.
— Хорошо, хорошо, — кивает старый джентльмен.
— А как насчет меня, сэр?
— А, ну да. Сколько я вам обещал? Двадцать гиней?
— Вы обещали уничтожить одно из долговых обязательств. Помните?
— Бог мой, неужели? — Он смотрит на секретаря управляющего. — Ладно, раз сказано, так тому и быть. Пусть неговорят, будто я не держу своего слова. — Из связки, висящей на шее, он выбирает ключ и отпирает сейф в темном углу комнаты. Вынимает оттуда документ, передает мистеру Валльями, тот разворачивает, кивает и протягивает обратно. С болезненной гримасой старый джентльмен сворачивает документ, подносит к пламени свечи и, когда бумага загорается, бросает в камин.
Наблюдая блаженство на лице мистера Валльями, следящего за превращением бумаги в глянцевитую золу, старый джентльмен снова запирает сейф и дружелюбно замечает:
— Не забывайте, второе по-прежнему у меня. — Сделав клерку знак подойти, он говорит тихонько: — Следите за Сансью днем и ночью. Мне нужно знать все: что он делает, с кем встречается.
— Как, мистер Клоудир! Что же вы, никому-никому не доверяете?
— Никому, — спокойно отвечает тот. — Кроме вас, — добавляет он, скашивая глаза на сейф.
К тому времени, как мисс Квиллиам закончила рассказ, короткая летняя ночь уже сменилась зарей, и в ее тусклом свете пламя свечи приняло желтый оттенок.
— Ужасная история, — вздохнула матушка. — Как же ты настрадалась, Хелен.
Я слышал, как они шептались, отправляясь спать, и, перед тем как самому погрузиться в сон, обдумал рассказ мисс Квиллиам и пожалел, что не могу задать ей несколько вопросов. Прежде всего она умолчала о том, как, прибыв из провинциального города и не имея ни души знакомых, сумела Устроиться к Момпессонам. Заснул я с мыслями о других непонятных деталях ее истории.
Проснулся я через час или два, сквозь грязные окна проникали рассветные лучи, и было ясно, что ожидается еще один жаркий, солнечный день. Матушка спала, мисс Квиллиам и след простыл.
Вскоре проснулась матушка и объяснила, что наша подруга ушла за покупками.
— За какими покупками? — взвился я. — Поклясться готов, это…
— Будь с ней помягче, Джонни. Знаешь, у нее была такая трудная жизнь. Я в ее возрасте не знала ничего, кроме ласки и благополучия.
— Может, ей от этого проще жилось, — предположил я.
— Думаю, ей жилось совсем не просто. Пока ты спал, она рассказала мне свою историю.
— Полностью, мама?
— Нет. Не сомневаюсь, кое-что она скрыла, еще что-то приукрасила. — Я заинтересовался и спросил себя, не заметила ли она встревожившие меня подробности, но, послушав, понял, что она толкует мотивы мисс Квиллиам совершенно иначе. — Наверное, она хотела пощадить мои чувства. — Поразмыслив, матушка добавила: — Но все же трудно себе вообразить беды хуже тех, о которых она рассказывала.
Тут раздался стук в дверь. «Входите!» — пригласила матушка, и в комнату вошла хорошо одетая дама лет пятидесяти.
Она была высока и красива; окружающая обстановка, составлявшая резкий контраст великолепию ее наряда (серая касторовая шляпа со страусовым пером, голубое шелковое платье, бархатная шаль с горностаевой оторочкой, роскошная сумочка, сплетенная из стальных колец), судя по всему, ни в малой степени ее не смущала. При открытом, даже самоуверенном стиле поведения она явно хорошо умела владеть собой: увидев нас, она не могла не удивиться, но на ее лице появилась очень любезная улыбка: