— Вы меня не узнаете, мистер Эдваусон?
Он вытаращил глаза:
— Мастер Мелламфи! — Он потянулся назад, за своим париком, водрузил его на голову и пожаловался: — До чего же голова под ним чешется, нет сил терпеть. — Потом продолжил серьезным тоном: — Сожалею по поводу дел вашей матушки. Скверная история, ох, скверная. — Едва ли не виноватым взглядом мистер Эдваусон окинул мои лохмотья: Очень печально видеть вас… не таким, как прежде.
На несколько предварительных вопросов о себе и матушке я ответил, стараясь не слишком отклоняться от истины, а потом перешел к делу:
Мистер Эдваусон, я понимаю, что мой вопрос покажется странным, но он касается очень важных обстоятельств. Помните джентльмена, который приходил к вам шесть лет назад, перед самым Рождеством?
Мне показалось, что он покраснел.
— Помню как будто.
— Это был мистер Барбеллион?
Он торжественно кивнул.
— Я не просто так спрашиваю. Не скажете ли, чего он хотел?
Мистер Эдваусон вздохнул:
— Так я и знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но что такого, что я ему помог, моей ведь вины в этом нет?
— Позвольте узнать, чего он хотел?
— Первым делом — просмотреть все записи о браках за много лет. Больше полувека. Пришлось перебрать все старые церковные книги в сундуке. Все до одной.
Обернувшись, он указал на громадный дубовый сундук с ржавыми металлическими запорами, стоявший в углу. Рядом находились еще два, древнее первого и гуще покрытые грязью и ржавчиной.
— Мы забрались во времена чуть ли не до старого короля, а с тех пор минуло очень много лет.
— А что он искал?
— Не могу сказать, потому что, так или иначе, он ничего не нашел. И очень был разочарован, очень.
Я тоже был разочарован. И все же мне казалось, что мистер Эдваусон что-то скрывает, поскольку он упорно избегал моего взгляда. Я стал разглядывать сундуки и обнаружил на деревянной крышке самого старого из трех, среди надписей красным, поблекший геральдический символ. Присмотревшись, я узнал хорошо знакомую четырехлепестковую Розу.
— А в этом вы искали?
— Нет, молодой человек, конечно же нет, — нетерпеливо отозвался мистер Эдваусон. — Эти бумаги не имеют никакого отношения к документам прихода. — Поправив свой парик, он добавил: — Видите ли, мастер Мелламфи, они из старого Хафем-Холла и касаются только одноименной семьи.
Так вот откуда взялся символ розы.
— Мистера Барбеллиона они не интересовали?
— Во всяком случае, он не упоминал эту фамилию. Вам они тоже неинтересны, мастер Мелламфи, ведь эта семья жила здесь в далеком прошлом. Им принадлежали нынешние владения Момпессонов. Помню, мой дед служил у них кучером. Много лет назад они разорились из-за необдуманной спекуляции и продали все отцу сэра Персевала.
— Мне случайно известна эта фамилия, — сказал я. — И я заметил их гробницу. Если земля была продана всего поколение или два назад, почему после тысяча шестьсот четырнадцатого года их перестали здесь хоронить?
— С того года у них существовала в Холле собственная часовня. Вне прихода, конечно. Записи, должно быть, очень старые, ведь часовня давным-давно была заброшена — говорят, после убийства.
— Убийства? — повторил я, вспомнив рассказ миссис Белфлауэр об отцеубийстве, тайном бегстве и дуэли и задавшись вопросом, не содержится ли в них крупица истины. — Кто был убит?
— Не помню, — отозвался он так быстро, что я не заподозрил его в уклончивости. — По словам здешних жителей, часовня в результате перестала быть освященным местом, но это все пустые речи. Как бы то ни было, приблизительно в это время документы были перемещены на хранение сюда. А часовня ныне лежит в руинах, потому что Момпессоны ею не пользуются.
— Это потому, что они не живут поместье? Он повозил париком по своей лысой голове:
— Не живут, и это тем более жаль, потому что деньги за аренду идут прямиком в Лондон, а их и без того немного. Я уважаю сэра Персевала как лендлорда, хотя многие, как мне известно, со мной не согласны. Ведь Стоук-Момпессон, соседняя с имением деревня, место превосходное, вовсю процветает. Ну да, это закрытая деревня, в том-то вся штука. Рано или поздно Мелторп, наверное, последует ее примеру — я на это надеюсь, поскольку другого выхода нет. Видите ли, из-за высокого налога в пользу бедных в деревне не развиваются ни торговля, ни ремесла.
Речь его лилась сплошным потоком — мне показалось, он боится, как бы разговор не перешел на другую тему.
— Не нравится мне жадность фермеров. Во времена моей юности батраков нанимали на целый год, и жили они вместе со своей семьей. А теперь, после того как в войну вздорожало продовольствие, работников начали нанимать поденно, чтобы не кормить. Понятно, люди не могут содержать семьи — в особенности теперь, когда общинные земли огорожены. В приходах введена система пособий, так что фермерам рабочая сила достается дешево, чуть ли не все работники в приходе теперь переходящие. А это значит, что фермерских работников содержат лавочники — им приходится платить налог в пользу бедных. Из-за этого, а еще потому, что у населения на руках мало денег, многие лавочники разоряются и уезжают. К примеру, мистер Киттермастер распродал все и уехал. Вот почему они с такой готовностью ввязались в судебное преследование вашей матушки. Но, как я уже сказал, положение может и улучшиться: самые бедные из фригольдеров хотят продать свои хижины, хотя возникает опасность, что они сядут на шею приходов и налог в пользу бедных еще вырастет. Но теперь управляющий Момпессонов нашел способ скупать фригольды, не увеличивая при этом нагрузку на приход.
Справедливо и благородно с их стороны, — нехотя признал я.
— Ну, будем надеяться, что это поможет, а то на деревню остается махнуть рукой. Но все равно торговцы не имели права так поступить с вашей матушкой. Да, это была скверная история.
— Значит, это все, что вы можете мне сказать?
Мистер Эдваусон молча смерил меня странным взглядом. Я уже собрался уходить, но он вдруг добавил торопливо:
— Еще кое-что. Мистер Барбеллион хотел взглянуть на книгу крещений.
— За последние пятьдесят-шестьдесят лет?
— Ничего подобного. На недавние. Несколько последних лет.
Лицо его ярко пылало, парик елозил по голове так стремительно, что мне казалось, он вот-вот загорится.
— Чтобы не ходить вокруг да около, мастер Мелламфи, он интересовался вашим крещением. Ну вот, теперь все.
Сначала я удивился, но потом подумал о кодицилле и о важности того, что мы с матушкой являемся наследниками заповедного имущества.
— Мне раньше хотелось рассказать обо всем вашей матушке, — продолжал мистер Эдваусон, — но мистер Барбеллион просил меня молчать. А он по-джентльменски отблагодарил меня за помощь. Да уж, как истинный джентльмен. Но теперь, видя, что произошло с вами и вашей бедной матушкой, я должен был все открыть, мне ведь известно, какую роль он сыграл в деле о долгах.