— А как же. Только нам, наверное, сейчас не по карману такая щедрость!
Она нахмурилась:
— Думаешь, я должна предложить ей меньше?
— Нет, я думаю, нам нужно хорошо обойтись с Биссетт.
— Да, Джонни, — обрадовалась она. — Точно так же и я подумала. Знаешь, по-настоящему она наш единственный верный друг.
На следующий день мы отнесли письмо на почту. Рассчитав, что у Биссетт было время продать мебель и расплатиться с кредиторами, мы ожидали получить от нее весточку в конце следующей недели.
Письмо, однако, не пришло, и матушка предположила, что устройство дел затянулось. Как бы то ни было, нас в это время занимали другие заботы, поскольку эта неделя принесла нам новые разочарования. Прежде всего нас огорчило наше новое жилье, так как в доме было грязно, а по вечерам шумно; слуги же, хотя и приветливые, не отличались ни добросовестностью, ни трудолюбием. От миссис Филлибер частенько попахивало спиртным, и в такие минуты она делалась бесцеремонной и фамильярной.
К тому же матушка, по-прежнему уверенная, что сможет зарабатывать нам на жизнь художественной вышивкой, упорно желала приступить к поискам для меня школы. Я протестовал, ссылался на газету, где была указана стоимость обучения, но ни на йоту ее не переубедил.
Первое учебное заведение, которое мы посетили, на Кудж-стрит, содержал джентльмен с очень красным носом, нетвердой походкой и столь же нетвердым владением английской грамматикой. Второе располагалось в грязном переулке у Фитцрой-Сквер; в ответ на наш стук, после долгого молчания, в окошке осторожно зашевелилась неопрятная занавеска. Потом дверь открыл худосочный субъект в заплатанной одежде, назвался «директором» и тут же заметил, как бы между прочим, что не имеет привычки сам впускать посетителей, но, как на грех, у служанки, кухарки и мальчика, который прислуживает на кухне, сейчас выходной, а горничную только-только услали с поручением. Мы вошли, и, заметив, как поразила нас пустота в холле, директор пояснил, что мебель как раз услали к полировщику. Он повел нас в классную комнату, где мы застали, по всей видимости, полный состав учеников, а именно двух маленьких испуганных мальчишек, разукрашенных чернилами и ознобышем и тонущих в больших, не по размеру, воротничках.
В тот же вечер я заявил матушке, что, поскольку заказы на вышивку дальше искать нет смысла, нам придется подумать о другой работе, а о школе пока забыть.
Она улыбнулась:
— А вот и ошибаешься, Джонни. У меня для тебя сюрприз. Я исполнила свой замысел.
Она протянула мне кусок broderie anglaise; [5] это была полоса шелка, шитая красивыми узорами в золоте и серебре, наподобие тех, над которыми она часто трудилась в Мелторпе.
— Я думал, весь хороший материал у нас украли. Где ты взяла ткань и нитки? — спросил я.
Она покраснела.
— Купила, Джонни.
— И сколько это стоило?
— Три фунта. — Она отвела взгляд.
— Сколько?
Матушка покраснела еще гуще.
— Еще два фунта стоили нитки. Но ты же понимаешь, когда я это покажу, мне тотчас дадут работу.
— Ты не имела права столько тратить, не спросив меня! — Я был взбешен ее наивностью и нечестностью.
— Я знала, что, если скажу тебе, ты не согласишься. — На глазах у нее выступили слезы.
Мы поссорились и, не помирившись, в слезах отправились спать. На следующее утро мир кое-как был восстановлен, мы по возможности привели в порядок свою внешность и отправились на Нью-Бонд-стрит. Там мы вошли в большую лавку (через заднюю дверь, разумеется) и отыскали главную мастерицу.
Не дослушав матушкины объяснения, она схватила материю, проворно развернула и, вытянув ее, скорчила гримасу.
— Недурной кусок шелка, мог бы пойти в дело, зачем вы только его испакостили.
Матушка вспыхнула, а я выкрикнул:
— Что вы такое говорите?
Не обращая на меня внимания, женщина сказала матушке:
— Это не мастерская работа. Посмотрите на размер стежков, на неровные линии. Да за такую работу я бы любую из своих девушек выгнала за порог. Да и стиль провинциальный. Забирайте это художество и прощайте.
Не возьмусь описывать, как мы поплелись прочь, и как потом, подыскав необидную причину неудачи (наша вчерашняя ссора была полностью забыта), пытали счастья в других лавках, но получали прежний ответ — хотя обычно в не столь оскорбительных выражениях.
Признав наконец, что надежды ее неосуществимы, матушка согласилась посетить другие бюро по найму. Здесь, однако, оправдались мои худшие опасения, нас приняли так же, как в первом бюро: слишком много образованных женщин искали работу, и потому у тех, кто, как моя матушка, не располагал превосходными рекомендациями, опытом и высоким уровнем мастерства, перспектив не имелось. Во всех бюро мы не забывали осведомиться о мисс Квиллиам, и, как ни странно, хотя ни один из клерков ничем нам не помог, у всех как будто была на слуху ее фамилия.
Обнаружив, что даже такая нежеланная работа, как работа гувернантки, для нее недоступна, матушка была поражена в самое сердце. Мы вновь начали безотрадные странствования, на сей раз по куда более жалким конторам, которые занимались устройством компаньонок для леди и нянек для детей. Но даже и здесь никак нельзя было обойтись без рекомендации от прежних нанимателей, либо, на худой конец, без «доброго имени», то есть без характеристики от какой-нибудь респектабельной персоны, меж тем как мы решили, что обращаться за таковой к миссис Фортисквинс не будем.
— Нет ли у тебя каких-нибудь прежних знакомых, до Мелторпа? — спросил я матушку на следующий день после очередного неудачного похода.
Она покачала головой:
— Мы с моим отцом жили очень тихо. Знакомых у нас почти не было.
— А как насчет человека, которого ты навещала вскоре после приезда сюда — кто бы он там ни был? — бросил я раздраженно.
Она вздрогнула и снова покачала головой.
— Нет-нет, на это надеяться нечего.
Между тем, даже если бы она нашла работу и прибыл бы наш скромный капиталец от Биссетт, то при обычном заработке десять фунтов в год на всем готовом мы бы едва сводили концы с концами и уж точно ничего бы не оставалось мне на учебу.
Наконец, решив, что из всех ее умений востребован будет только труд простой швеи, матушка возвратилась в самую первую портновскую лавку на Риджент-стрит, где в свое время нам дали от ворот поворот.
На извозчичьем дворе нам случайно попалась женщина, которая тогда по-доброму с нами поговорила; матушка рассказала ей, зачем явилась в этот раз, и женщина отозвалась:
— Дайте-ка мне взглянуть на ваши руки.