— Да, приятного мало. Но едва ли такое случится в столь ранний час.
— Почему ты считаешь, что сумеешь найти ключи? — спросила мисс Лидия.
— Ну, когда я пытался лечь спать в судомойне в первую ночь своего пребывания в доме, Джейкман прогнал меня оттуда, хотя сам спит в другом месте. Поэтому мне кажется, что он прячет ключи именно там.
— А что ты станешь делать потом? — осведомилась мисс Лидия.
— Я вернусь к своим друзьям, Дигвидам, а затем предприму шаги к тому, чтобы представить завещание суду.
— Будь осторожен, ибо у поверенного моего племянника, мистера Барбеллиона, есть осведомитель в суде. Я слышала, как они говорили о нем.
— Не бойтесь, — сказал я. — Я глаз не спущу с завещания, покуда не вручу его в руки самого председателя суда.
Они рассмеялись, и мисс Лидия заметила:
— Да, это должен быть чиновник примерно такого ранга. Только ты, в своей затрапезной одежонке, не пройдешь дальше привратника.
— Я предполагаю обратиться к другу, который окажет мне содействие.
— Но ты должен принять от меня денежную помощь, — настойчиво сказала она.
— Нет, я не могу, — ответил я, удивленный тем обстоятельством, что у нее вообще есть деньги, и подозревая, что речь идет о ничтожной сумме.
— Нет, можешь. Ради Генриетты, если не ради себя самого. И ради меня и Джона Амфревилла.
Старая леди открыла маленький замшевый кошелек, лежавший на столе, и вытрясла из него все содержимое: блестящие соверены посыпались звонким дождем на изрисованные листы бумаги, где мы пытались решить загадку квинканкса.
— Бабушка! — воскликнула Генриетта. — Откуда у тебя это?
Мисс Лидия улыбнулась.
— Здесь пятьдесят один фунт, — со сдержанной гордостью сообщила она, складывая монеты обратно.
— Но что же такое ты продала? — спросила Генриетта, и мы оба огляделись по сторонам. Все знакомые вещи оставались на своих местах, но я в любом случае знал, что ни одна из них, а равно все они вместе взятые не стоили и четверти таких денег.
— Пусть это останется моей тайной, — сказала мисс Лидия.
Генриетта устремила пронзительный взгляд на старую леди, которая, к моему изумлению, медленно залилась краской.
— Кажется, я понимаю, — проговорила Генриетта. — Ты не навлечешь на себя серьезные неприятности? И на какие средства ты станешь жить дальше?
— Милое мое дитя, я очень, очень стара. С меня уже нельзя спрашивать за мои поступки. А что касается до дальнейшей жизни, то люди моего возраста часто берут дурную привычку слишком долго задерживаться на этом свете, и я намерена избавиться от нее, прежде чем она станет неискоренимой.
Начав понимать, в чем дело, я уже собрался заговорить, когда в дверь громко постучали. Охваченные смятением, мы переглянулись. Мы настолько увлеклись разговором, что не услышали шагов в коридоре.
— Нельзя, чтобы вас снова застали здесь, Джон, — прошептала Генриетта.
Тут дверная ручка повернулась несколько раз.
— Скорее, — проговорила мисс Лидия, хватая меня за руку и толкая к двери в спальню. — Туда. И возьми деньги.
Я крепко сжал кошелек, всунутый мне в руку, и бросился в маленькую темную опочивальню, дверь которой плотно затворилась за мной.
Мгновение спустя я услышал голос, который не слышал уже много лет и который не стал приятнее за минувшее время.
— Почему дверь заперта? Полагаю, вы не подстрекаете несносную девчонку упорствовать в своем решении. Думаю, настало время положить конец вашему общению.
Послышалось невнятное бормотанье, а потом вновь раздался властный голос:
— Оставь нас, дитя. Нам с твоей бабушкой нужно поговорить наедине.
— Хорошо, тетя Изабелла.
Я услышал, как открылась и закрылась дверь в коридор, а когда леди Момпессон снова заговорила, голос ее звенел от еле сдерживаемой ярости.
— Что ж, мисс Момпессон, последний ваш возмутительный поступок превосходит все предыдущие. Ужели вы настолько глупы, чтобы рассчитывать, что я ничего не узнаю? В такой критический момент, когда распространяются самые дикие слухи о платежеспособности поместья моего мужа и долгах моего сына, худшего шага со стороны члена нашего семейства невозможно представить. Но с другой стороны, полагаю, именно поэтому вы и пошли на такое. Всю свою жизнь вы всячески старались повредить интересам ваших ближайших родственников. Вы, урожденная Момпессон, ни разу не упустили случая причинить неприятности своей семье, тогда как я, всего лишь вышедшая замуж за Момпессона, посвятила всю свою жизнь защите семейных интересов. Полагаю, вы так и не простили своих родителей за скандал, явившийся следствием единственно вашего постыдного поведения и навлекший на них позор и унижение. И теперь вы одержимы жаждой мести. Я не знаю, какое злодеяние вы приписываете своим родителям, но дело в том, что он умер. Вам так сказали, и это правда.
Она умолкла, и до моего слуха донеслось невнятное бормотание.
— Но чтобы удовольствоваться такой ничтожной суммой! — продолжала леди Момпессон. — Ужели вы не понимали, как это повредит нашему финансовому положению? Все векселя, опрометчиво подписанные моим сыном за последние несколько лет, моментально представили нам к оплате. Собственные долги моего мужа и долговые обязательства Дейвида потребуют новых заемов под закладную, а нам уже грозит опасность лишиться права выкупа ранее заложенного имущества. Что вы можете сказать в свое оправдание?
В ответ послышался лишь неразборчивый лепет.
— Я не понимаю, что вы там бормочете, — продолжал резкий голос. — С каждым днем вы изъясняетесь все бессвязнее. Мне остается лишь предположить, что вы поступили так по причине старческого слабоумия. Зачем вам вдруг понадобились такие деньги? У вас есть все, что нужно старой женщине, не правда ли? Ладно, что посеяли, то и пожнете. Отныне можете не рассчитывать на доброе к себе отношение со стороны обитателей этого дома.
Наступила еще одна пауза, а затем леди Момпессон снова заговорила:
— Либо вы что-то замышляете, либо действительно выжили из ума. Но в любом случае вы показали, что не в состоянии самостоятельно вести свои дела, и понесете ответственность за последствия.
Я услышал частые шаги, потом хлопнула дверь.
Я немного помедлил, размышляя о странных словах, произнесенных леди Момпессон. В голову мне пришла одна мысль. Не здесь ли кроется ответ на вопрос, почему старая леди так сильно разволновалась, рассказывая историю Анны, и так уклончиво и туманно говорила о связи своей тети с собственной историей? У меня возникло такое ощущение, будто теперь в руках у меня оказался последний фрагмент головоломки, но за отсутствием представления о целом я не знаю, где ему место. И я не решался требовать у нее объяснений.
Я осторожно отворил дверь в гостиную, не зная, что я там увижу.