У меня мороз побежал по коже, и возникло такое ощущение, будто меня снова затягивает в водоворот, из которого, как мне казалось, я раз и навсегда выплыл.
— Тогда я не стану мешать, — сказал я. — Пускай суд объявляет меня мертвым, и поместье переходит к этому человеку, а не к британской короне. Какое мне дело?
— Видите ли, все не так просто. Вы живы, и посему факт вашего существования представляет — вернее, должен представлять — значительный интерес как для Момпессонов, так и для претендента Малифанта.
— Вас определенно очень интересует процесс. Вы говорите, что имя претендента пока не названо — но смею предположить, вам оно известно?
Генри улыбнулся столь холодно, что я невольно задался вопросом, как я вообще мог считать его добрым и благожелательным человеком. Странная мысль внезапно пришла мне в голову.
— Извините, что не отвечаю на ваш вопрос, — сказал он. — Но вы ведь понимаете, не правда ли, что не обеспечите своей безопасности, просто позволив суду объявить вас мертвым. Слишком многое поставлено на карту.
— Вы хотите сказать, что означенное лицо без малейших раздумий уберет меня с дороги?
Он лишь смахнул с начищенных ботинок пыль носовым платком.
— Но вы забываете, что для всех я уже умер, — сказал я.
Он улыбнулся и мягко заметил:
— Но видите ли, я-то знаю правду.
Я смотрел на Генри и проникал в самую его душу. Как я мог предполагать, что им движет что-либо, помимо алчности и своекорыстия? Кровь прихлынула к моим щекам, когда я со стыдом вспомнил, насколько был доверчив. Я пришел к нему со своей ужасной историей о смерти Стивена, а он не стал меня слушать. Смерть Стивена! Я вспомнил, как Стивен говорил мне, что именно Генри убедил его довериться тетке. Разумеется, он причастен к смерти Стивена! Каким же глупцом я был! Как я смел винить свою мать в пагубной доверчивости!
— В таком случае я полагаю, — сказал я, стараясь говорить по возможности твердым голосом, — что вы явились ко мне со своим прежним постыдным предложением шантажировать сэра Дейвида и леди Момпессон?
Продолжая говорить, я двинулся к двери, давая гостю понять, что его присутствие здесь нежелательно. Однако он продолжал сидеть в кресле, лениво покачивая ногой. Его самоуверенность возрастала по мере того, как я терял спокойствие духа.
— Вы глубоко заблуждаетесь, — ответил он.
Я настолько удивился, что сел обратно в кресло.
— Представьте, — начал он, устремив задумчивый взгляд в потолок, — насколько иной была бы ситуация, если бы завещание, возвращение которого стоило вам и вашим друзьях таких усилий, по-прежнему существовало?
— Но его не существует, — сказал я. — Документ уничтожили у меня на глазах.
— Да, но если предположить, что оно не уничтожено? — настаивал Генри.
— Тогда, будь оно представлено суду, мне больше не грозила бы опасность.
Он резко, раздраженно рассмеялся.
— И это все, что приходит вам в голову? Неужто вас не волнует, что в таком случае вы стали бы владельцем огромного поместья?
— И это тоже, — согласился я.
— И это тоже, — эхом повторил Генри, подаваясь вперед и крепко сжимая ручки кресла.
Я пожал плечами.
— Неужели вам действительно безразлично? — пробормотал он. Несколько мгновений он пристально смотрел на меня, а потом вдруг спросил: — А что, если бы я сказал вам, что завещание по-прежнему существует?
Я вздрогнул.
— Тогда я бы ответил, что собственными глазами видел, как оно сгорело дотла.
Генри немного поколебался, а потом сказал:
— Документ, уничтоженный при вас Клоудиром, являлся точной копией завещания, написанной на такой же пергаментной бумаге, аккуратным почерком юриста.
— Чепуха, — сказал я. — Документ, взятый мной из тайника, был подлинным. Вы сами говорили.
Он кивнул.
— Говорил. И он действительно был подлинным.
— И я не расставался с ним ни на минуту, покуда его не забрали у меня и не уничтожили.
— Если не считать одного-единственного раза, — с улыбкой мягко заметил Генри. — Когда вы несколько часов спали на моем диване тем утром, когда пришли ко мне.
Я тихо ахнул и сразу понял, что он скажет дальше.
— И пока вы почивали, — продолжал он, — я сделал настолько точную копию, насколько мог. А если учесть мой опыт судейского переписчика и наличие у меня под рукой всех необходимых материалов — включая чистый лист старого пергамента, — мне удалось сделать поистине хорошую копию. Безусловно, достаточно хорошую, чтобы обмануть вас и старого Клоудира.
Я не сомневался, что он говорит правду.
— Зачем вы сделали это?
— Из предосторожности, на случай, если с завещанием произойдет что-нибудь.
— И где же оно сейчас?
— В надежном месте, где и должно находиться.
Я ничего не понимал.
— Видите, насколько предусмотрительным я оказался, — продолжал Генри, — и насколько благодарны вы должны быть мне?
Я попытался собраться с мыслями. Все это не имело смысла.
— Но чего же вы опасались? — вскричал я. — Мы же собирались отнести документ к вашему патрону. Он распознал бы подделку.
Я осекся, еще не договорив, ибо мне все стало ясно.
— Вы не уславливались ни о какой встрече, верно? Вы тогда ходили к Сайласу Клоудиру, а вовсе не к вашему патрону. Именно вы устроили так, чтобы заманить меня в западню.
— Вздор! — воскликнул он. — Вы сами видели, как сильно я пострадал в драке.
— Ложь! Ложь! Не так уж сильно вы пострадали. А если даже и сильно, значит, были готовы заплатить такую цену. Это все было фарсом!
— Глупости. Вы же не думаете, что человек с положением Памплина согласится участвовать в…
— Не знаю. Думаю, я могу подозревать Памплина в чем угодно, хоть он и священник. Мне известно о нем больше, чем вы полагаете. И все же я думаю, вы одурачили своего приятеля так же, как меня. Да, теперь мне все ясно: он вам понадобился именно потому, что стал бы безупречным свидетелем моего похищения и вашего сопротивления налетчикам в случае, если я объявлюсь когда-нибудь.
Генри отвернул от меня лицо, словно на сей раз не находя ответа.
— Кажется, теперь я все понял. Вы продали меня и завещание Сайласу Клоудиру, хотя я ума не приложу, откуда вы знали, где его искать. Но вы рассчитывали обмануть и старика так же, как предали меня, и потому изготовили поддельный документ. А после моей смерти, когда Клоудир собрался бы предъявить права на поместье в согласии с кодициллом, полагаю, вы намеревались пойти к Момпессонам и сообщить, что завещание находится у вас. Или, скорее, что вы являетесь доверенным лицом человека, у которого оно находится. В такой ситуации они заплатили бы практически любую цену, чтобы только вернуть завещание.