— Мадам, он наверняка будет возражать ввиду вашей беззащитности.
— Я не буду без защиты. И он вряд ли будет возражать. Это же строжайший приказ его лекаря, относительно нас обоих. Дальше. Новости я сообщу ему сама, но мне показалось разумным сначала поговорить с тобой, чтобы эта конная прогулка не стала для тебя сюрпризом. Лучшие часы дня после полудня, по словам наших лекарей. Он должен в полной мере использовать их. И позаботься, чтобы вас сопровождал один из его самых отважных рыцарей — на случай возможного нападения. В наши дни в Париже всякое случается.
Утром произошло душераздирающее прощание с Марией, которая стала для Кэт почти сестрой. Они крепко обнялись, признались во взаимной привязанности, пообещали, что никогда друг друга не забудут. Глядя, как Кэт и Гильом уходят через ту же подвальную дверь, через которую они впервые появились, Мария перебирала монеты, которые рыжеволосый француз дал ей — возмещая стоимость простыни, разорванной на узкие полоски, и нескольких кусков веревки, — и думала, что такую сестру, как Кэт, могла бы пожелать и принцесса.
Они снова несли на себе все свои пожитки, а потому передвигались по парижским улицам довольно медленно. Когда день закончится и если все пойдет хорошо, они покинут город и займутся поисками места, могущего послужить штаб-квартирой для разработки планов предстоящего сражения. Шаг за шагом, бок о бок, они шли вперед, связанные новой клятвой, полные надежды и тревоги.
Алехандро рассовал все, что возможно, по карманам и прорезям своей одежды, чтобы сумка, в которую он собирался положить только рукопись Авраама, не привлекала ненужного внимания. Всю ночь он боролся с собой, понимая, что это риск — брать рукопись такого размера, с тяжелой обложкой. Сам по себе папирус весил очень мало; может даже, вообще ничего. Чтобы отвлечься, Алехандро некоторое время всерьез обдумывал эту идею и в результате пришел к выводу, что любой предмет имеет вес. И продолжил собирать вещи, твердо веря, что бросить рукопись было бы кощунством по отношению к Аврааму и всем тем, кто ушел до него.
За час до полудня послышался звук, которого он с волнением ожидал, — звон дверного колокольчика, разнесшийся по всему дому. Спустя некоторое время на лестнице послышались тяжелые шаги де Шальяка, раздраженного очередным ненужным, пустяковым вызовом. Француз вошел, даже не потрудившись постучаться, и тяжело плюхнулся в кресло.
— У нее снова бледность. Неужели вы не в состоянии вернуть цвет щекам этой женщины, чтобы она хоть день дала нам спокойно поработать?
— Я знаю лишь один способ сделать это: щипать собственными ногтями щеки. Однако вряд ли ей понравится такой совет. Она пожалуется дофину. Я при этом не пострадаю, другое дело вы.
— Будь проклят тот день, когда я пригласил Чосера отужинать с нами!
— О, будьте снисходительны, де Шальяк. Никто не убивает посланцев.
— Однако желание убить конкретно этого посланца вполне оправданно.
— Тогда мир потеряет очень умного молодого человека.
— Он всего лишь паж. Мир не будет горевать по нему. А я из-за него в последние дни лишился покоя. Она требует нас к себе немедленно. Чосер ждет в вестибюле, чтобы сопровождать к миледи.
Алехандро вытер перо и бережно закрыл книгу.
— Тогда перед отъездом мне нужно привести себя в порядок. Скажите ему, что я сейчас спущусь.
Де Шальяк медленно поднялся, точно у него ныли все кости, и впервые Алехандро заметил на его лбу глубокие складки.
— Жду вас в вестибюле, — бросил француз, выходя.
Быстро и спокойно Алехандро начал собираться. Если он сунет книгу в сумку, то бутылка с серой туда уж точно не войдет; не помещалась она и ни в одном из его карманов, а больше класть ее было некуда. С большой неохотой он был вынужден отказаться от бутылки и засунул ее глубоко в ящик стола. Затолкал рукопись в сумку, затянул тесемку, бросил последний взгляд сквозь заколоченное окно и покинул комнату, молясь, чтобы никогда больше здесь не оказаться.
Чосер еле заметно кивнул ему и слегка наклонил голову вправо, давая понять, что послание доставлено и план согласован.
Пятеро всадников покинули внутренний двор особняка вскоре после полудня. Скакали они медленно, поскольку это был торговый день, и хотя покупать было особенно нечего, а цены подлетели до небес, на улицы высыпало много народу, чтобы все же попытаться хоть что-нибудь раздобыть. Большинство возвращались домой с пустыми руками. Алехандро не возражал против небыстрой езды, поскольку от волнения сердце у него колотилось как бешеное. Чосер, напротив, был в необыкновенно хорошем настроении.
«Его можно понять, — рассуждал Алехандро. — Он же думает, что это безобидный заговор, цель которого — всего лишь романтическое свидание. Просто маленькая хитрость, чтобы дать возможность некоему экзотическому испанцу и женщине благородного происхождения встретиться наедине».
— Вы, кажется, в смущении, доктор, — сказал парень. — Нервничаете, опасаясь, что леди не придет на свидание?
— О нет. В ней я уверен. Меня беспокоит, насколько хорошо Жак справится со своей ролью, поскольку именно в этом ключ к успеху.
Чосер рассмеялся.
— Я тоже беспокоился бы — если бы зависел от человека, у которого такая молодая и привлекательная жена. С ней можно забыть обо всем.
Алехандро натянул поводья.
— Жена? Я не знал, что он женат.
— Представьте, его дядя тоже не в курсе. Жак держит это в секрете от него, хотя непонятно почему. Я видел ее, когда передавал ваши слова. Прекрасная молодая женщина, светловолосая, с яркими голубыми глазами, и на мгновение мне показалось, что она очень похожа на милорда Лайонела. Я так и сказал ей, но она, кажется, почему-то обиделась.
Конь Алехандро почти остановился; Чосер слегка подтолкнул его вперед, не желая давать охранникам повод для беспокойства.
— Не останавливайтесь, доктор, или вы все погубите. Езжайте немного впереди меня, как мы и договаривались.
Охваченный смятением, Алехандро тем не менее послушался. Парень за его спиной произнес:
— Намеченное место сразу за тем углом.
На время выкинув из головы все свои огорчения, Алехандро напряженно смотрел вперед, обшаривая взглядом толпу. Несколько человек чем-то напоминали Каля; но он ли это? Сказать невозможно. Оставалось лишь ждать, пока тот проявит себя, а потом действовать со всей возможной быстротой. Кровь быстрее побежала по жилам, на лбу выступил пот. Он нервно скользил взглядом по толпе.
Человеческие голоса, стук конских копыт по мостовой, кудахтанье домашней птицы, лай собак — все внезапно превратилось в отдаленный гул, потому что он услышал оклик Каля:
— Алехандро!
Он повернулся в направлении голоса и увидел калеку, с ног до головы обмотанного повязками и размахивающего завернутым в белое костылем. Впрочем, тряпку с костыля вмиг сдернули, и под ней оказался вовсе не костыль, а меч. Потом Каль схватил поводья коня Алехандро и потянул его сквозь толпу, расталкивая людей и размахивая мечом, точно сам дьявол.