– Я нижайше и искренне прошу судей и других лиц, облаченных священным саном, простить меня за оскорбления, которые я им нанес.
Жан де Малеструа и брат Блуин были потрясены, они быстро переглянулись и, казалось, без слов поняли друг друга. Его преосвященство поднял руку, чтобы успокоить зрителей, и сказал:
– Именем Господа нашего, Жиль де Ре, вы прощены.
Шапейон наконец настолько пришел в себя, что смог произнести:
– Я прошу разрешения суда получить доказательства преступлений, в которых милорд признался и которые содержатся в статьях обвинения.
– Статьи обвинения переданы суду и являются достаточным доказательством, – твердо заявил брат Блуин.
– В таком случае я попрошу милорда ответить на эти статьи, чтобы подтвердить обвинения, о которых идет речь.
Все глаза обратились на милорда, который выпрямился под их взглядами. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но Жан де Малеструа поднял руку, и он промолчал.
– Прежде всего вы должны дать клятву пред лицом Господа нашего, что будете говорить правду и только правду.
Жиль посмотрел себе под ноги, а потом мы услышали, как он произнес:
– Именем Господа нашего клянусь говорить правду.
– Теперь вы можете говорить.
Мы сидели в ошеломленном молчании, когда милорд Жиль объявил, что он подтверждает свое согласие со статьями 1-4 обвинительного акта, а также статьями 8-11, в которых установлены полномочия данного суда и его представителей.
– Я также подтверждаю статью четырнадцать. Относительно статьи тринадцать я признаю существование собора в Нанте и тот факт, что его возглавляет епископ Жан де Малеструа. Более того, милорды, я признаю, что замки Машекуль и Сент-Этьен де Мер-Морт находятся в пределах его епархии.
Он на мгновение замолчал, и мы дружно затаили дыхание. Голос Жана де Малеструа разорвал тишину, словно звон колокола.
– Продолжайте, – сказал он.
Жиль откашлялся и продолжал. Но он произнес совсем не те слова, которые я ожидала услышать.
– Я принял христианское крещение. И, будучи христианином, клянусь, что никогда не вызывал сам злых духов и не принуждал других вызывать их или обращаться к ним за помощью. И никогда не приносил им жертвы.
Шапейон и Блуин снова обменялись взглядами – они явно ему не поверили. В воздухе повисло напряжение, которое Жан де Малеструа только усилил своими следующими словами:
– Помните, милорд, вы дали священную клятву.
– Я не забыл своей клятвы, милорд. – И он пустился в объяснения. – Я признаю, что получил книгу по алхимии от анжуйского рыцаря, который сейчас находится в заключении по обвинению в ереси, а также что она была прочитана в присутствии нескольких человек в одной из комнат в Анжере [73] . Я действительно беседовал с вышеназванным рыцарем об алхимии, но почти сразу же вернул ему книгу. Я осуществлял алхимические эксперименты с известными вам Франческо Прелати и золотых дел мастером Жаном Пети. Я обратился за помощью к этим алхимикам с целью превратить ртуть в золото. Но добиться успеха нам не удалось.
Жан де Малеструа наградил его хмурым взглядом.
– Нам сообщили, что в Тиффоже имеются печи, построенные специально для проведения алхимических экспериментов, – сказал он.
Жиля его заявление удивило, словно существование этих самых печей было строжайшей тайной. Но он тут же возразил:
– Да, я приказал построить печи. Но по здравом размышлении решил их не использовать.
– В таком случае, правда ли то, что они были разобраны по причине того, что вас должен был посетить дофин из Вены, а вы не хотели, чтобы он их увидел и заподозрил в ереси?
Услышав это обвинение, Жиль де Ре страшно напрягся и громко сказал:
– Клянусь, милорд епископ, что это неправда.
Жан де Малеструа откинулся на спинку своего кресла и задумался над тем, что услышал. Через несколько мгновений он снова наклонился вперед.
– Милорд, я вынужден еще раз попросить вас ответить на обвинение, которое гласит, что вы вызывали демонов, а также напомнить о вашей клятве.
Жиль де Ре твердо стоял на своем.
– Я отрицаю это обвинение. Без колебаний. И, если у вас есть свидетели, которые утверждают, будто они видели, как я вызывал духов, я готов подвергнуться испытанию огнем, чтобы доказать, что они лгут. Когда свидетели решат дать свои показания, я использую их, чтобы пролить свет на мои заявления по данному вопросу. – Он держался уверенно и спокойно. – Уверяю вас, в этом случае по отношению к моему делу будет проявляться больше терпимости.
Его заявление о невиновности заставило Шапейона сорваться с места и броситься к судейскому столу, где он вступил в тихую беседу с судьями. На лицах всех троих застыло выражение отвращения, смешанного с разочарованием, потому что дело, казалось, сдвинулось с мертвой точки, но Жиль решил снова бросить им вызов.
Я рассчитывала совсем на другое после нашей вчерашней встречи. Я искренне молила Бога, чтобы милорд явился сегодня утром в суд, признался в ереси и без возражений принял полагающееся ему наказание. Я большее не испытывала к нему ненависти, которую питала не имеющая границ ярость; он сказал мне, что не виновен в смерти Мишеля, и я ему поверила. Я отчаянно хотела, чтобы этот мучительный процесс закончился, хотя знала, что ему придется расстаться с жизнью – таково наказание за совершенные им преступления. Но возможно, ему позволят умереть легко, без боли. Я бы не перенесла, если бы его ждал такой же конец, какой встретила Жанна д'Арк.
Шапейон отошел от стола и жестом подозвал священника, который сидел в первом ряду, – Робина Гийоме, который тоже принадлежал к его епархии. Шапейон что-то ему прошептал, он кивнул и быстро направился в конец зала. Там он коротко переговорил с одним из стражников, и тот передал его приказ стражникам, стоявшим за дверью.
– Приведите свидетелей.
У меня возникло ощущение, что в зале больше нет воздуха, впрочем, в тот момент все мы затаили дыхание, дожидаясь, когда появятся свидетели, вызванные Робином Гийоме.
Они молча, по одному, входили в зал, и каждый бросал быстрый виноватый взгляд на своего господина, Жиля де Ре. Когда все собрались перед судейским столом, Гийоме велел им выходить вперед, когда будет произнесено их имя.
Анри Гриар. Этьен Коррило, также известный под именем Пуату. Франческо Прелати, священнослужитель. Эсташ Бланше, также священнослужитель. Перрин Мартин.
Они стояли и молча слушали слова клятвы.
– …На священном Евангелии дать устные, а также письменные свидетельские показания. Говорить правду и ничего кроме правды в том виде, в каком она мне известна по вопросу статей выдвинутого прокурором обвинения в данном деле и делах подобного рода, а также говорить правду вообще и по вопросам, не изложенным в вышеназванных статьях…