Хорошо еще, что дети пока не вошли в ужасный подростковый возраст и искренне радуются старенькой даче, мелкой речушке и начинающемуся за самой околицей лесу.
Плохо то, что старшая дочь уж слишком серьезно воспринимала свой статус старшей. В десять лет можно неплохо присматривать за пятилетним братиком, бултыхающимся в речке, но никак не стоит забираться далеко в лес, полагаясь на знания из учебника «Природоведение».
Впрочем, десятилетняя Ксюша пока и не предполагала, что они заблудились. Крепко держа брата за руку она шла по едва угадывающейся тропинке и рассказывала:
— А тогда его снова сосновыми кольями пробили! Один кол вбили в лоб, а другой в живот! А он из могилы встал и говорит: «Все равно не убьете! Я уже давно мертвый! А зовут меня…»
Брат тихонько заныл.
— Ладно, ладно, пошутила, — сказала Ксюша серьезно. — Он упал и умер. Его похоронили и пошли праздновать.
— С-с-страшно, — признался Ромка. Заикался он не от страха, заикался он всегда. — Ты б-больше не рас-с-сказывай, ладно?
— Не буду, — сказала Ксюша, оглядываясь. Тропинка была еще видна за спиной, но впереди совершенно терялась в опавшей хвое и прелой листве. Лес как-то незаметно стал сумрачным, суровым. Совсем не таким, как у деревни, где мама снимала «дачу» — старый заброшенный дом. Надо было поворачивать назад — пока не поздно. И Ксюша, будучи старшей и заботливой сестрой, это понимала. — Пойдем домой, а то мама ругать будет.
— Собачка, — неожиданно сказал брат. — Гляди, соб-бачка!
Ксюша повернулась.
За спиной и впрямь стояла собака. Большая, серая, клыкастая. И смотрела, разинув пасть — будто улыбалась.
— Хочу такую собачку, — сказал Ромка совсем без запинок и гордо посмотрел на сестру.
Ксюша была девочкой городской и волков видела только на картинках. Ну, еще в зоопарке, только там были какие-то редкие суматранские волки…
Но сейчас ей стало страшно.
— Пойдем, пойдем, — тихонько сказала она, хватая Ромку покрепче. — Это чужая собачка, с ней играть нельзя.
Наверное, что-то в ее голосе брата испугало. Причем испугало так, что он не стал ныть, а сам вцепился в сестру и послушно пошел следом.
Серая собачка постояла немного и неспешно двинулась за детьми.
— Она з-за нами идет, — сказал Ромка, озираясь. — Ксюха, эт-то волк?
— Это собачка, — сказала Ксюша. — Только не беги, ясно? Волки кусают тех, кто бежит!
Собачка издала кашляющий звук — будто засмеялась.
— Бежим! — закричала Ксюша. И они побежали — напролом через лес, сквозь колючие цепкие кусты, мимо какого-то чудовищно огромного, в рост взрослого, муравейника, мимо череды замшелых пней — кто-то, когда-то, вырубил здесь десяток деревьев — да и уволок.
Собака то исчезала, то появлялась. Сзади, справа, слева. И кашляла-смеялась время от времени.
— Она смеется! — сквозь слезы закричал Ромка.
Собака куда-то исчезла. Ксюша остановилась у могучей сосны, прижимая к себе Ромку. Братец давно таких нежностей не терпел, но сейчас не сопротивлялся, вжался в сестру спиной, а глаза испуганно закрыл руками. И тихонько повторял:
— Не б-боюсь, не б-боюсь. Никого нет.
— Никого нет, — подтвердила Ксюша. — Да не ной ты! У вол… у собачки тут щенки были. Она нас и прогнала от щенков. Понял? Мы сейчас пойдем домой.
— Пойдем, — с радостью согласился Ромка и отнял руки от лица. — Ой, щенки!
Страх его пропал мгновенно, едва он увидел выходящих из кустов щенков. Их было трое — серых, лобастых, с глупыми глазами.
— Щ-щеночки… — восторженно сказал Ромка.
Ксюша панически дернулась в сторону. Сосна, у которой они стояли, не пустила — ситцевое платьице приклеилось к смоле. Ксюша дернулась сильнее, так, что затрещала ткань, отлепилась.
И увидела волка. Волк стоял сзади и улыбался.
— Надо на дерево залезть… — прошептала Ксюша.
Волк засмеялся.
— Она хочет, чтобы мы с щенками поиграли? — с надеждой спросил Ромка.
Волк замотал серой, в темных подпалинах головой. Будто отвечая — нет, нет. Я хочу, чтобы щенки поиграли с вами…
И тогда Ксюша закричала — так громко и пронзительно, что даже волк отступил на шаг и сморщил морду.
— Убирайся, убирайся! — забыв про то, что она уже большая, смелая девочка, кричала Ксюша.
— А ну не кричите, — донеслось со спины. — Весь лес перебудили…
Дети, с проснувшейся надеждой, обернулись. Рядом с щенками стояла взрослая женщина — красивая, черноволосая, в длинном льняном платье и босиком.
Волк угрожающе зарычал.
— Не балуй, — сказала женщина. Наклонилась, схватила за шкирку одного щенка — тот повис в ее руках безвольно, будто уснув. Остальные тоже застыли на месте. — Это у нас кто?
Волк, уже не обращая внимания на детей, угрюмо двинулся к женщине.
— Волчья чаща, тьма и жуть,
Вам меня не обмануть,
— нараспев сказала женщина.
Волк остановился.
— Вижу правду, вижу ложь,
На кого же ты похож?
— закончила женщина, глядя на волка.
Волк оскалился.
— Ай-яй-яй… — сказала женщина. — И что делать будем?
— Уй… ди… — пролаял волк. — Уй… ди… ведь… ма…
Женщина бросила волчонка на мягкий мох. И будто оцепенение спало — щенки в панике бросились к волку, замельтешили у него под брюхом.
— Три травинки, береста,
Волчья ягода с куста,
Капля крови, капля слёз,
Козья шкура, прядь волос…
Я мешала и месила,
Я варила зелье впрок…
Волк попятился, за ним — щенки.
— Нет в тебе отныне силы,
Колдовству выходит срок! —
торжествующе произнесла женщина.