— Значит, вы не желаете говорить, а? Вы надеетесь, что мне придётся разобрать лачугу по камешкам, прежде чем я найду то, что мне нужно? Ошибаетесь, дорогой идальго. Вы не только заговорите, вы вскоре запоёте. Я уже позаботился о музыке.
Он бросил бечёвку с узлами на стол, свистнув одному из бандитов, чтобы он приступил к делу. В тот же момент разбойник с гнусной усмешкой обвязал верёвку вокруг головы генерал-губернатора, вставив между бечёвкой и головой серебряную ложку, взятую из буфета испанца.
— Погоди, — приказал ему капитан. — Ну, дон губернатор, вы знаете, что с вами произойдёт, если вы не развяжете ваш упрямый язык и не скажете, где храните деньги. — Он сделал паузу, наблюдая за испанцем из-под прищуренных век и ядовито усмехаясь. — Если хотите, мы можем вставить вам горящий фитиль между пальцами или прижечь пятки раскалённым железом. У нас есть масса хитроумных способов возвращения немым дара речи. Выбирайте любой. Но запирательство вам не поможет. Лучше признайтесь сразу, где вы прячете ваши дублоны.
Но испанец молчал, высоко подняв голову, сжав губы и с ненавистью глядя на своих палачей.
Улыбка пирата сделалась угрожающей.
— Ну-ну, — вздохнул он. — Я терпеливый человек. Даю вам минуту на размышление. Одну минуту. Как раз то время, которое мне понадобится для того, чтобы выпить это. — Налив себе тёмной малаги из серебряного кувшина, он залпом осушил бокал и грохнул им об стол с такой силой, что ножка отломалась. — Вот так я переломаю тебе шею, испанское отродье, если ты не прекратишь упрямиться. Ну, живо говори, где дублоны. Vamos, maldito [49]. А то узнаешь, как шутить с доном Педро Сангре.
Но в глазах дона Себастьяна продолжала светиться ненависть.
— Я и не знал, что вы способны на такие подлости. Я ничего вам не скажу, грязный пиратский пёс.
Дама внезапно зашевелилась и закричала, перемежая слова рыданиями:
— Умоляю тебя, Себастьян, ради Бога, скажи ему всё! Отдай ему всё, что у нас есть. Разве это имеет значение?
— Тем более что на том свете ваши сокровища вам не понадобятся, — продолжал издеваться капитан. — Лучше пощадите чувства вашей супруги. Вы не согласны со мной? — Он в бешенстве ударил кулаком по столу. — Хорошо! Выдавите мозга из башки этого рогоносца, ребята! — И мерзавец поудобнее устроился в кресле, ожидая развлечения.
Один из разбойников взялся за ложку, просунутую между верёвкой и головой дона Себастьяна. Но прежде чем он начал крутить её, капитан снова его остановил.
— Подожди. У нас есть более надёжный способ. — И его губы расплылись в злобной усмешке. Сняв ногу с подлокотника, пират приподнялся в кресле. — Ведь испанцы души не чаят в своих жёнах. — Обернувшись, он поманил рукой донью Леокадию. — Agui, mujer! Agui! [50]
— Не слушай его, Леокадия, — крикнул ей муж. — Не двигайся!
— Он… он ведь и здесь доберётся до меня, — справедливо возразила несчастная женщина.
— Слышишь, ты, болван? Жаль, что у тебя нет и крупицы здравого смысла, которым наделена эта курица. Прошу вас сюда, мадам!
Хрупкая, бледная, маленькая женщина, дрожа от страха, приблизилась к его креслу. Гнусно улыбаясь, капитан, прищурив глаза, устремил наглый оценивающий взгляд на эту изящную робкую представительницу слабого пола. Обняв донью Леокадию за талию, он притянул её к себе.
— Ближе, ближе, девочка.
Дон Себастьян закрыл глаза и застонал от бешенства, пытаясь вырваться из сильных рук, державших его.
Капитан поднял объятую ужасом донью Леокадию и усадил её к себе на колени.
— Не обращай внимания на ревнивые вопли этого осла, малютка. Он не сделает тебе ничего, слово капитана Блада. — Запрокинув бедняжке подбородок, мерзавец, улыбаясь, посмотрел в её расширенные тёмные глаза. Эту процедуру и последовавший за ней затяжной поцелуй она перенесла безропотно, словно труп.
— Тебе придётся вытерпеть и нечто большее, милочка, если твой остолоп-супруг не образумится. Я забираю её, дон губернатор, и надеюсь, что путешествие в моём обществе доставит ей удовольствие. Но вы можете выкупить жену за ваши спрятанные дублоны. Несомненно, вы оцените моё великодушие. Ведь я мог бы захватить с собой вас обоих.
Ничто не могло причинить дону Себастьяну большие муки, чем угрозы его жене.
— А если я соглашусь, какая у меня будет гарантия, что вы не нарушите обещания?
— Слово капитана Блада.
Внезапный грохот канонады потряс дом, за первым залпом последовали второй и третий.
Все были изумлены.
— Какого дьявола… — начал капитан, но сразу же умолк, найдя объяснение. — Ба! Мои ребята забавляются — вот и всё!
Но он едва ли был бы так беспечен, если бы знал, что пушечные залпы уничтожили полсотни этих ребят, высадившихся на берег, чтобы присоединиться к нему, и что около пятидесяти испанских мушкетёров во главе с настоящим капитаном Бладом быстро приближаются к городу, горя желанием расправиться с пиратами. И расправа была коротка. Разбредясь по городу, корсары разбились на группы по четыре, шесть, самое большее десять человек. Внезапное нападение испанцев не дало им возможности соединиться и оказать организованное сопротивление. Одни были убиты на месте, другие взяты в плен.
В столовой генерал-губернатора пиратский капитан, чьё садистское наслаждение создавшейся ситуацией усиливалось в соответствии с количеством поглощённой им крепкой малаги, обратил наконец внимание на вопли и мушкетную пальбу снаружи. Но он по-прежнему не сомневался, что сопротивление жителей Сан-Хуана давно сломлено, и считал, что шум на улице — обычное следствие продолжающихся «развлечений» его ребят. Холостые пушечные выстрелы были обычным занятием торжествующих флибустьеров, а мушкеты едва ли остались в городе у кого-нибудь, кроме пиратов.
Поэтому он не спеша продолжал истязать генерал-губернатора необходимостью выбора между потерей жены и дублонов до тех пор, пока упорство дона Себастьяна не было сломлено и он не сообщил, где хранится королевская казна.
Но жестокость корсара нисколько не уменьшилась.
— Слишком поздно, — заявил он. — Ты чересчур долго упрямился, а за это время я по уши влюбился в твою жену. Так влюбился, что не смогу вынести разлуки с ней. Я дарю тебе жизнь, испанская собака, и, учитывая твоё поведение, это больше того, что ты заслужил. Но твои деньги и твою супругу я заберу с собой вместе с кораблями с ценностями, принадлежащими королю Испании.