Из-за лёгкого ветра на траверсе [63] «Беарнец» продвигался так медленно, что обход вокруг мыса Сен-Никола в западном конце Тортугского пролива занял у него двадцать четыре часа. Таким образом, только на заходе солнца на следующий день после выхода из Порт-о-Пренса корабль вошёл в пролив.
Месье де Сентонж лениво развалился в кресле рядом с кушеткой, установленной на корме под навесом из коричневой парусины. На кушетке, обмахиваясь богато инкрустированным веером, возлежала красавица-креолка — мадам де Сентонж. В этой безупречно сложённой даме всё поражало великолепием, начиная с глубокого мелодичного голоса и кончая чёрными как смоль волосами, украшенными жемчугом. Она была довольна своим браком не меньше, чем её супруг, о чём свидетельствовал её неумолкающий смех, которым она воздавала должное остроумию шевалье.
Внезапно идиллию прервал капитан «Беарнца» месье Люзан — тощий, загорелый крючконосый субъект выше среднего роста, чьи осанка и манеры скорее напоминали солдата, чем моряка. Пройдя на корму, он протянул Сентонжу подзорную трубу.
— Взгляните-ка, шевалье. Там происходит что-то странное.
Месье де Сентонж медленно поднялся, и его взгляд устремился в указанном направлении. На расстоянии около трёх миль к западу белел парус.
— Корабль, — заметил шевалье. Взяв предложенную трубу, он отступил назад к поручням, на которые можно было опереть локоть и оттуда поле зрения было шире.
Через оптические стёкла отчётливо виднелся большой белый корабль с очень высокой кормой. Он направлялся к северу, против восточного бриза; на правом борту были заметны сверкающие золотом порты [64] двадцати четырёх орудий. На грот-мачте над белоснежными парусами развевался красно-золотой вымпел Кастилии, под которым было установлено распятие.
Шевалье опустил подзорную трубу.
— Испанский корабль, — сказал он. Ну, и что же вы нашли в нём странного, капитан?
— О, корабль, несомненно, испанский. Но когда мы впервые увидели его, он двигался на юг. А теперь он идёт за нами, подняв все паруса. Вот что странно.
— Ну, а дальше что?
— В этом-то всё и дело. — И, собравшись с духом, капитан продолжал: — Судя по вымпелу, это флагманское судно. Вы обратили внимание на его тяжёлое вооружение? Сорок восемь пушек, не считая носовых и кормовых орудий. А когда меня преследует подобный корабль, то мне хотелось бы знать причину.
— Неужели такая безделица может испугать вас, капитан? — рассмеялась мадам де Сентонж.
— Безусловно, когда имеешь дело с испанцами, мадам, — резко ответил Люзан. Он обладал вспыльчивым характером, и сомнение в его храбрости, которое он усмотрел в вопросе мадам де Сентонж, вывело его из себя.
Недовольный резкостью капитана шевалье стал изощряться в саркастических замечаниях, вместо того чтобы всерьёз задуматься над создавшимся положением. Взбешённый Люзан удалился.
Ночью ветер почти совсем стих, корабль еле двигался и на рассвете всё ещё находился в пяти-шести милях от мыса Португаль и выхода из пролива. При дневном свете экипаж «Беарнца» увидел, что большой испанский корабль следует за ними на том же расстоянии. Снова подробно рассмотрев его, капитан Люзан передал подзорную трубу своему помощнику.
— Что вы скажете об этом судне?
После тщательного изучения лейтенант доложил, что на корабле прибавили парусов, и что, судя по флажку на носовой стеньге [65], это флагман испанского адмирала маркиза Риконете.
Манипуляции с парусами убедили Люзана, что испанский корабль преследует цель догнать их.
Будучи опытным моряком, капитан знал, что в этих водах испанцам доверять не следует, поэтому он тотчас принял решение. Подняв все паруса и войдя в крутой бейдевинд, Люзан направил корабль к югу, надеясь найти убежище в одной из бухт на побережье Французской Эспаньолы [66]. Туда испанец, если он в самом деле преследует их, вряд ли осмелится сунуться, а тем более открыть там военные действия. К тому же этот манёвр послужит проверкой намерений предполагаемого противника.
Результат оправдал худшие ожидания Люзана. Огромный галеон сразу двинулся в том же направлении, держа нос по ветру. Было ясно, что он преследует «Беарнца» и догонит его раньше, чем они доберутся до видневшегося впереди зелёного берега, до которого оставалось ещё не менее четырёх миль.
Мадам де Сентонж, встревоженная в своей каюте непонятно чем вызванным внезапным креном на правый борт, с раздражением спросила, что вытворяет этот идиот капитан. Не чаявший души в своей супруге, шевалье в ночной рубашке, комнатных туфлях и наспех надетом парике поспешно выбежал наружу, чтобы выяснить причину.
— Значит, вам всё ещё не даёт покоя эта абсурдная идея? — осведомился месье де Сентонж. — Чепуха! Зачем этому испанцу преследовать нас?
— Лучше всё время задавать этот вопрос, чем дождаться ответа на него, — огрызнулся Люзан.
Но его непочтительность только усилила раздражение шевалье.
— Это же чушь! — продолжал бушевать Сентонж. — Бежать неизвестно от чего! Просто свинство беспокоить мадам де Сентонж такими младенческими страхами.
Терпение Люзана истощилось окончательно.
— Она будет гораздо сильнее обеспокоена, — усмехнулся он, — если эти младенческие страхи оправдаются. Мадам де Сентонж — красивая женщина, а испанцы есть испанцы.
В ответ послышались громкие восклицания самой мадам, присоединившейся к своему супругу. Её туалет лишь едва поддерживал приличия, ибо, спеша разузнать о происходящем, она только накинула шаль поверх ночной рубашки, предоставив остальное гриве глянцевых волос, прикрывавших её точёные плечи.
Услышанное ею замечание Люзана навлекло на последнего поток ругани, в процессе которого капитан был охарактеризован как жалкий трус и невоспитанный чурбан. Прежде чем мадам иссякла, шевалье подлил масла в огонь.
— Вы просто спятили, месье! Почему мы должны бояться испанского корабля, да ещё флагмана королевской эскадры? Ведь мы плывём под французским флагом, а Испания не воюет с Францией.
Люзан сдержал растущую злость, и постарался ответить как можно спокойнее.
— В этих водах, месье, невозможно сказать, с кем воюет Испания. Испанцы убеждены, что Бог создал Америку специально для их удовольствия. Я повторяю вам это с тех пор, как мы очутились в Карибском море.