– А когда надо ехать, Марго? – спросила Соня, вклинившись в их разговор и нервно покручивая в пальцах бокал с вином.
– Да срочно, Сонь! – отмахнулась от нее Марго. – Прямо сейчас! Я уж и билет на утренний рейс купила!
– Я еду с тобой. Я быстро соберусь. Только мне лучше на поезде…
Отец и дочь повернули в ее сторону головы, посмотрели молча. Марк – с настороженным испугом, Марго – с досадой. Марго первая нарушила неловкую паузу:
– Сонь, но я же не предполагала, что все так выйдет… С преподом, с курсовой… Чего ты вдруг всполошилась?
– Почему – вдруг? Ничего не вдруг… Вместе приехали, вместе и уедем. Ничуть я не всполошилась.
– Ну да, все так, конечно… – залепетала Марго, виновато глядя на нее исподлобья. – Но с другой стороны, Сонь… Тебе-то куда торопиться? Ну, пожалуйста, Сонь… Ты же обещала…
Марго смотрела умоляюще, сделав брови смешным домиком. Марк молчал. Потом протянул руку, решительно накрыл Сонину ладонь своей ладонью.
– Останься, Соня. Я очень прошу тебя – останься. Не бойся меня.
– Да я и не боюсь… С чего ты взял? То есть не в этом дело…
– В этом, Соня, в этом. Да и нельзя тебе сейчас уезжать – в таком состоянии… Лучше на природе пожить, успокоиться…
– А… Отчего успокоиться? – стрельнула по их лицам любопытным взглядом Марго. – Я что-то пропустила, да?
Марк с досадой глянул на дочь, чуть прищурив глаза – заткнись, мол. А вслух произнес довольно спокойно, с отеческой озабоченностью:
– Иди, Марга, собирайся. У тебя мало времени. Деньги на карту я тебе завтра переведу.
Марго быстро закивала, вставая со стула. Соня машинально сделала похожее движение, тоже собираясь встать… Марк глянул на нее – и будто пригвоздил к месту. Произнес твердо, так, что внутри у нее пробежал горячий озноб:
– А ты остаешься, Соня. Это решено и больше не обсуждается. Ешь… Давай я тебе еще вина налью.
Озноб отступил, и опять на Соню навалилось безволие. Странное безволие, будто ее окутало теплой волной. Волной, смывающей все сомнения. Похожей на гипноз. А может… это и есть гипноз? Влияние сильного духа? Странно, она всегда себя считала сильной и волевой женщиной… Но может, это не так? Может, это в той жизни она была сильной и волевой? То есть ей приходилось быть сильной и волевой? В другой жизни и другие свойства характера проявляются?
Марго ушла. Поужинали в молчании. Соня ела мясо, пила вино. Вкуса не ощущала. Внутри было пусто и звонко, и шумело в ушах, как от ветра. Ну да, ветер… Она же летит. Ветер дует, шарик летит – неприкаянный…
Поднявшись к себе после ужина, она закрыла дверь на защелку. Увидела ключ на комоде, закрылась еще и на ключ. Села, усмехнулась про себя – надо же, нашла чего бояться… Разве это самое страшное, что может… с ней произойти? Если уж осталась…
Тем более она, кажется, уже и не возражает против этого… Если спросить себя честно.
* * *
Солнечный луч упорно елозил по подушке, норовя ударить по глазам. Да, понятно – позднее утро уже… Да, надо разомкнуть веки. Но не хочется… Такая леность внутри, нет никакой возможности ее преодолеть. И мыслей тревожных и виноватых с утра не было. И сны ночью не снились. Леность, леность во всем теле… Как наваждение.
Соня наконец взяла себя в руки, сбросила одеяло и встала с постели. Подошла к окну, потянулась… Да, всю утреннюю красоту проспала. Времени – часов одиннадцать, не меньше.
Она взглянула на себя в ванной – лицо в зеркале выспавшееся, свежее. Приняла душ, вышла в комнату, замотавшись полотенцем.
Так, что бы на себя надеть… Где-то в сумке еще одни джинсы были… И легкие босоножки-шлепанцы. А, вот и футболка нашлась. Правда, сильно помятая. Ничего, сойдет.
Оделась, направилась к двери, открыла защелку. Дернула дверь… И обмерла на долю секунды, будто чиркнуло внутри острием ножа. Потом вспомнила – сама же с вечера на ключ закрылась! Закрылась, да только никто на ее женскую честь и не покушался! Смешно…
Дом был тихим, пустым. Соня спустилась по лестнице, направилась в сторону кухни. Так захотелось кофе. И позавтракать бы не мешало.
– Доброе утро, Соня… – обернулась от плиты Тина, что-то помешивая в кастрюльке. Лицо, как всегда, вежливо-непроницаемое.
– Доброе утро. Я сегодня припозднилась к завтраку, извините.
– Ну что вы, Соня. Это вполне нормальное время… Вы же не в пансионате, где по режиму кормят…
Сказала – и посмотрела на нее испуганно, видимо, решив, что переступила границы дозволенного. Отвернулась к своей кастрюльке, принялась дальше елозить в ней ложкой с преувеличенным старанием. Вон, даже спина напряглась. Бедная, что ж она так напрягается-то? Вроде и хозяин – не зверь… Надо ее подбодрить как-то, решила Соня. Хотя бы душевной интонацией в голосе.
– Да какое ж нормальное время, одиннадцать часов! Заспалась я сегодня… А Марк, конечно, уже успел позавтракать?
– Да. Марк Анатольевич рано утром уехал. Велел мне вас не беспокоить.
– Тина, ко мне можете обращаться на «ты»…
– Что вы, Соня, как можно?! Нет-нет, мне так удобнее… А по отчеству вас как?
– Да не надо никакого отчества! Еще не хватало!
– Ну, как хотите… Что вы на завтрак обычно едите? Вы скажите, я буду знать…
– Да мне все равно, в общем. Ну, салатик какой-нибудь… Хлеб с маслом… И кофе. Большую чашку. С лимоном и сахаром.
– Хорошо. Поняла. Сейчас сделаю. Вы идите на веранду, я все туда принесу.
Нет, не получилось душевного панибратства. Ладно, черт с ней… Не хочет – не надо, с досадой отметила Соня.
Она села на веранде и подставила солнцу лицо. Закрыла глаза – заплясали оранжевые круги под веками. Значит, Марк уехал… Оставил ее одну. Уверен, что никуда не денется? Что ж… Ладно. А чем заняться? Можно к озеру пройтись, погулять на свободе…
Свобода. Свобода… Разве она тут свободна? Да, странное состояние – несвобода свободы…
Подошла Тина, поставила поднос с тарелками на стол. Все, как она просила. Хлеб, масло, салатик. И кофе. Сахарница, лимон на блюдечке.
– Приятного аппетита, Соня.
– Спасибо…
Позавтракав, она спустилась с крыльца, пошла по знакомой дорожке. Мимо цветника, вниз, к березовой рощице. Вон и озеро блеснуло вдали.
А эта тропинка куда ведет, интересно? Уходит вглубь, пересекает рощицу, все дальше, дальше… О, какая шикарная поляна, щедро залитая солнцем! А за поляной – лес… Трава высокая, оглаживает ладони. Солнечные пятна в прорехах высоких крон. А вон там, впереди, еще поляна… И снова – лес, лес… Как тут хорошо, красиво как! Пушкинский пейзаж, «Барышня-крестьянка». Соня встала, задрав голову вверх, раскинула руки, покружилась…
Однако, наверное, далеко забрела. Не заблудиться бы. При ее врожденном топографическом кретинизме – это раз плюнуть. Так… Куда идти-то? Обратно? А это куда – обратно?