— С каких это пор ты так переживаешь из-за того, что хочешь мне сообщить?
— С таких, что это нечто особенное, — ответил он, растирая лицо. — Эддингс каким-то образом впутался в дела неосионистов.
Лазанья была просто великолепна. Я слегка подсушила моцареллу, разложив ее на кухонном полотенце, чтобы сыр не слишком отдавал влагу во время выпечки, и подала блюдо на стол чуть подрумяненным, не дав ему запечься до пузыристой коричневой корки. Идеальную картину завершали легкие вкрапления пармезана.
Марино съел практически весь хлеб, намазывая его толстым слоем масла и прослаивая прошутто, а потом прихлебывая из стакана томатный сок. Люси ковырялась с крохотным кусочком на своей тарелке. Снег все усиливался, а Марино наконец рассказал нам свою историю о библии неосионистов. Над Сэндбриджем как раз начали грохотать первые фейерверки.
Я отодвинула стул.
— Полночь. Пора открыть шампанское.
Я разволновалась сильнее, чем ожидала. Рассказ Марино превзошел мои худшие предположения. Уже на протяжении нескольких лет мне приходилось слышать о Джоэле Хэнде и его фашиствующих молодчиках, которые называли себя неосионистами и собирались приступить к выполнению новой задачи — созданию идеального государства. На территории Вирджинии у них был свой лагерь, где они сидели подозрительно тихо и, как я опасалась, замышляли какую-то большую гадость.
— Все, что следовало бы сделать, это провести облаву на долбаной ферме этого недоумка, — сказал Марино, когда мы уже вставали из-за стола. — Давным-давно бы следовало.
— А под каким предлогом? — поинтересовалась Люси.
— С такими придурками, как они, можно обойтись и без особого предлога.
— А что, очень интересная мысль. Ты бы поделился ею с Градецки, — состроив комическую гримаску, предложила Люси, намекая на генерального прокурора США.
— Послушай, я знаю несколько парней в Саффолке, где живет этот самый Хэнд. Его соседи говорят, что там творится что-то по-настоящему дерьмовое.
— Ну, уж соседи-то всегда уверены, что у них под боком творится что-то по-настоящему дерьмовое, — иронично заметила Люси.
Пока я расставляла бокалы, Марино принес из холодильника шампанское.
— И что же это за дерьмо? — спросила я.
— С барж, которые подходят по реке Нансемонд, на берег выгружают ящики такого размера, что приходится использовать краны. Что там происходит, никто толком не знает. Только лоцманы часто видят по ночам костры, возможно ритуального характера. Местные утверждают, что постоянно слышат выстрелы и что на ферме убивают.
Я пошла в гостиную, решив, что со стола уберу позже.
— Я знаю, что в штате происходят убийства, но мне никогда не приходилось слышать, чтобы в связи с каким-либо из них упоминались неосионисты. Мне никогда не приходилось слышать, что они практикуют что-то оккультное. Я знаю только про экстремизм, в том числе политический. Что они вроде бы ненавидят Америку и, возможно, были бы счастливы создать свое собственное маленькое государство во главе с Хэндом. В качестве короля или даже бога. Или кем там они его считают.
— Хочешь, чтобы я открыл эту бутылку? — спросил Мариино, держа в руках шампанское.
— Новый год не будет ждать. А теперь давай начистоту. У Эддингса были связи с неосионистами?
— Только в том смысле, что у него оказалась одна из их библий, как я тебе уже говорил. Ее я и нашел при обыске.
— Это и есть то самое, что ты так не хотел мне показывать? — насмешливо взглянув на него, спросила я.
— Не сегодня — это точно, — ответил Марино. — Меня больше беспокоило то, что Люси ее увидит, раз уж ты хочешь знать.
Он выразительно посмотрел на мою племянницу.
— Пит, — резонно возразила девушка, — ты вовсе не обязан меня защищать, хоть я и ценю твою заботу.
Марино промолчал.
— Что же это за библия? — поинтересовалась я.
— Совсем не та, с которой ходят на службу в храм.
— Сатанистская?
— Нет, я бы так не сказал. Во всяком случае, она мало напоминает те, что мне доводилось видеть. В ней ничего не говорится о служении сатане, нет никакого символизма. Но это точно не та книга, которую стоит читать перед сном, — сказал он, снова взглянув на Люси.
— А где она сейчас? — поинтересовалась я.
Марино снял с горлышка фольгу и размотал проволоку. Пробка громко хлопнула, и он разлил шампанское так, как обычно разливал пиво — сильно наклоняя бокал, чтобы оно не пенилось.
— Люси, не принесешь сюда мой портфель? Он там, в кухне, — попросил Марино, а когда она вышла, посмотрел на меня и заговорил, понизив голос: — Я бы не притащил ее сюда, если бы знал, что здесь будет твоя племянница.
— Люси — взрослая женщина. Ради бога, она уже агент ФБР.
— Ну-ну. Только у нее тоже иногда бывают срывы, и ты об этом прекрасно знаешь. Не надо бы ей смотреть на такую жуть. Говорю тебе: я сам прочитал ее только потому, что это необходимо по службе. Меня от нее просто колотит. Мне даже на службу в храм захотелось сходить. Ты когда-нибудь слышала от меня такое?
Мне и вправду никогда прежде не приходилось слышать подобных слов от Марино. На душе снова стало тревожно. Люси переживала тяжелые времена, и это меня сильно пугало. Ее и раньше отличала психологическая нестабильность и стремление к саморазрушению.
— Вряд ли у меня есть право ограждать ее от чего-либо, — ответила я, когда она вернулась в гостиную.
— Надеюсь, вы здесь говорили не обо мне, — заметила моя племянница, вручая Марино портфель.
— Так и есть, мы говорили о тебе, — ответил он, — и я не уверен, что тебе стоит на это смотреть.
Замок щелкнул, и Марино открыл портфель.
— Решай ты, — сказала Люси, остановив на мне спокойный взгляд. — Мне интересно, и я хотела бы хоть немного помочь в этом деле, если, конечно, смогу. Но могу и уйти, если ты решишь, что мне не следует на это смотреть.
Странно, но я никак не могла найти выход из положения. Мое разрешение рассмотреть улику, пересилившее желание уберечь Люси от возможного негативного воздействия, было признанием профессиональных достижений девушки. Порывы ветра сотрясали оконные стекла, налетали на крышу и завывали, как бедные, неприкаянные души. Я подвинулась, освобождая место на диване.
— Давай, садись рядом со мной. Мы посмотрим это вместе.
Библия неосионистов называлась «Книга Хэнда», так как ее автор, по-видимому, почитался кем-то вроде бога и «скромно» назвал отпечатанный текст своим именем. Хорошо выделанная черная кожа переплета со следами капель, готический шрифт, китайская бумага…
Больше часа, склонившись друг к другу, мы с Люси читали, пока Марино тревожно кружил по комнате, то подбрасывая дрова, то закуривая. Его беспокойство было таким же осязаемым, как и колеблющийся свет пламени.