— Если мы хотим, чтобы ведущий скрытое наблюдение флайбот походил на сидящую на стене муху, то он и выглядеть должен как муха, а не как нечто с прилепленными вертикально крыльями. Если бы я встречалась в Иране с Ахмадинеджадом и увидела, как что-то, пролетев вертикально, садится на подоконник в стиле феи Динь-Динь [35] , то, несомненно заподозрила бы что-то неладное.
— Если бы ты встречалась в Иране с Ахмадинеджадом, поводов для подозрений у меня хватило бы и без этого. Забудем пока, почему у моего клиента было на воротнике крыло этого самого шпионского флайбота, при условии, конечно, что твое предположение верно…
— Не совсем так, — перебивает Люси. — Это не обязательно был шпион. О том-то и речь. Я думаю, это был «Священный Грааль».
— Чем бы он ни был, с какой целью, по-твоему, его могли использовать?
— Я могла бы составить целый список, но, имея перед собой только одно крыло, наверняка не знаю ничего. И все же отмечу некоторые примечательные пункты. Жаль, не удалось найти остальное.
— Остальное? Ты имеешь в виду туловище? И где найти?
— На месте преступления.
— Ты ходила в Нортон’c-Вудс?
— Разумеется. Как только поняла, с чем имею дело. Конечно же я сразу отправилась туда.
— Мы были вместе несколько часов, — напоминаю я. — Вдвоем. В кабине. На всем маршруте от Довера.
— Интеркомы — такая чудная штука. Даже когда я уверена, что он отключен, я все равно не уверена на все сто. Тем более что дело важное, и мне не хотелось, чтобы кто-то что-то услышал. Марино об этом ничего не должен знать. — Она указывает на крохотное крылышко в белой коробочке.
— Почему?
— Поверь мне, ты тоже не захочешь, чтобы он что-то знал. Это крыло — всего лишь малая часть кое-чего большего.
Она продолжает в том же духе, уверяя меня, что Марино не должен ничего знать о Нортон’c-Вудс. Он не знает ни о крыле, ни о том, что именно оно сыграло определяющую роль в ее решении лететь в Довер и доставить меня домой на вертолете. А молчала об этом до сих пор потому, объясняет моя племянница, что сейчас доверять никому нельзя. Никому, кроме Бентона, добавляет она. Ну и меня. Сама Люси очень и очень осторожна, следит за тем, что и кому говорит, и мы все тоже должны быть осторожны.
— Если только там все не почистили, — говорит Люси, имея в виду, что мой офис уже проверен, а иначе и там вести разговоры было бы небезопасно.
— Ты проверила мой кабинет на наличие следящих устройств? — Нельзя сказать, что я шокирована. Люси знает, как отыскивать скрытые микрофоны и камеры, потому что знает, как шпионить. Лучший взломщик — слесарь. — Думаешь, кто-то мог поставить «жучки»? Но кто?
— Кто и почему — точно пока не знаю.
— Но не Марино же, — говорю я.
— Ну, если бы он и поставил, то какую-нибудь ерунду из того набора, что продают в магазинах «Рэдио-шек». Конечно нет. Насчет этого я совершенно спокойна. Меня беспокоит его болтливость. По крайней мере, в тех случаях, когда дело касается вполне определенных людей.
— В вертолете ты говорила о РЭБПе. И не тревожилась из-за того, что Марино может услышать.
— Это не одно и то же. Небо и земля. Захочется Марино потрепаться о роботе в квартире убитого, пусть треплется. Кому интересно, те уже знают, — на этот счет можешь не переживать. Но я не могу допустить, чтобы Марино болтал о моем дружке. — Люси смотрит на белую коробочку. — Он, конечно, ничего плохого не хочет. Он просто не понимает некоторых реальностей в отношении определенных людей. В первую очередь генерала Бриггса и капитана Аваллон.
— Не знала, что тебе о ней известно. — О Софии Аваллон я Люси ничего не говорила.
— Познакомилась, когда она приезжала сюда. Джек все ей показал, Марино угостил ланчем и только что не облизал. Он же ничего о них не знает, ничего не знает, если уж на то пошло, об этом чертовом Пентагоне, и наивно считает, что они — одни из нас.
Хорошо, что Люси хотя бы это понимает, но поощрять ее недоверие к Марино я не намерена ни в коей степени. Отношения между ними складывались нелегко, случалось всякое, но теперь они снова друзья и близки так же, как и в ту пору, когда Люси была еще ребенком, а Марино учил ее водить машину и стрелять. Увлеченность наукой у племянницы от меня, а вот тяга к полицейской работе — определенно от него. В ее жизни, жизни вундеркинда-всезнайки, он был крутым копом, и он любил и ненавидел ее так же сильно, как и она любила и ненавидела его. Теперь они друзья и коллеги. И пусть оно так остается. «Будь осторожна, — говорю я себе. — Главное — сохранить мир».
— Насколько я могу судить, Бриггс об этом ничего не знает. — Я смотрю на белую коробочку. — И капитан Аваллон тоже.
— А они и не должны знать. С чего бы?
— Сейчас в моем офисе «жучки» есть?
— Мы можем разговаривать, ни о чем не беспокоясь, — отвечает она, но это, конечно, не ответ.
— А что Джек? Он о флайботе что-то знает? Ты ведь ничего ему не рассказала.
— С какой еще стати?
— Ему ведь могли позвонить. Поинтересоваться. Может быть, крыло кто-то ищет.
— Думаешь, убийца стал бы звонить сюда и искать крыло пропавшего флайбота? Будем пока для удобства называть это так. По-моему, это было бы глупо. Позвонивший только выдал бы себя, показал, что он имеет к убийству какое-то отношение.
— Исключать ничего нельзя. Убийцы порой ведут себя глупо. Особенно если они в отчаянии.
Люси поднимается и идет в мою личную ванную, где есть кофеварка на одну чашку. Я слышу, как она наполняет резервуар водой из-под крана и проверяет маленький холодильник. Сейчас час ночи, снег все еще валом валит, густой и белый, и, когда мелкие крупинки задувают в окна, звук такой, будто в стекло бросили песок.
— Обезжиренное молоко или сливки? — кричит Люси, по всей видимости, из комнаты для переодевания, которая включает и душевую. — Брайс такая хорошая хозяюшка. Забил твой холодильник.
— Я по-прежнему пью черный. — Я начинаю выдвигать ящики своего письменного стола, плохо представляя, что ищу.
Я думаю о беспорядке на своем рабочем месте в комнате для вскрытий. Думаю о людях, сующих свой нос куда не следует.
— Да, но тогда зачем здесь молоко и сливки? — доносится до меня громкий голос Люси. — «Грин маунтин» или «Блэк тайгер»? Тут есть еще «Лесной орех». С каких это пор ты пьешь «Лесной орех»? — Вопросы риторические. Она знает ответы.
— Ни с каких, — ворчу я, глядя на карандаши, ручки, писчую бумагу, скрепки. И в нижнем ящике обнаруживаю пачку мятной жвачки.
Она наполовину пуста, а я не жую жвачку. Кто любит мятную жвачку и имеет основание заглядывать в мой стол? Не Брайс. Он чересчур тщеславен, чтобы жевать жвачку, и, если б я застигла его за этим занятием, не одобрила бы, потому что считаю невежливым жевать жвачку публично. Кроме того, Брайс не стал бы шарить в моем столе без разрешения. Просто не посмел бы.