— Я ем бумагу, — признается Жан-Батист. — Это нервное. А сегодня съел много бумаги.
— Пишешь себе письма, да? — усмехается Абрамс. — Неудивительно, что ты столько времени проводишь на унитазе.
— Вы правы, — соглашается Жан-Батист. — Но на этот раз мне совсем плохо. Я чувствую слабость, и у меня болит живот.
— Пройдет.
— Не волнуйся, если не пройдет, отправим тебя в лазарет, — вступает в разговор Уилсон. — Сделают тебе клизму. Думаю, ты оценишь.
Голоса заключенных отражаются эхом от стен и решеток. Шум стоит ужасный. Жан-Батист не знает, как бы вынес это, если бы не умел управлять своим слухом. Если и этого не достаточно, он мысленно отправлялся во Францию. Но сегодня он уедет в Батон-Руж, где воссоединится с братом. Со своим братом? Это кажется Жан-Батисту таким запутанным. Когда они вместе, он остро ощущает различие между ними, словно они ничем не связаны. Когда нет, их связь усиливается, и они сливаются в единое целое, выполняя свое предназначение. Жан-Батист знакомится с красивой женщиной, она страстно его желает. Они занимаются сексом. Потом он освобождает ее, пробуждая в ней восторг, и когда все заканчивается, и она свободна, Жан-Батист упивается ее кровью, наслаждаясь солоноватым вкусом с привкусом железа, которое ему так необходимо. Потом иногда у него болят зубы, и он массирует десны и моется.
Наконец показывается камера, и он смотрит, кто сегодня на дежурном посту. С этой женщиной могут возникнуть проблемы, но они преодолимы. Никто не может наблюдать одновременно за всем. Жан-Батист медленно проходит мимо, держась за живот. Женщина даже не поворачивается в его сторону. Этот полдень принадлежит Зверю. Сейчас он в комнате для свиданий, еще одной, расположенной в конце коридора. Она сделана специально для встречи с семьей или священником, поэтому выглядит поприличней. За последние три-четыре часа посетителей было много, женщина должна обратить внимание на то, что устроит Зверь. Почему бы и нет? Ему нечего терять.
Дверь помещения, в котором находится Зверь, прозрачная, поэтому охранники могут видеть каждое его движение, следить, чтобы он ничего не сделал добрым людям с грустными взглядами, которые пришли его навестить. Зверь смотрит через стекло на Жан-Батиста, тот останавливается напротив своей камеры, охранники снимают с него наручники и открывают дверь.
Неожиданно Зверь начинает истошно вопить, подбегает к двери и пытается залезть наверх, матерится, колотит руками по стеклу. Все внимание переключается на него. Жан-Батист с такой силой хватает Уилсона и Абрамса за широкие кожаные пояса, что отрывает охранников от земли. Их крики сливаются с оглушительными воплями беснующегося Зверя. Мощным ударом Жан-Батист впечатывает обоих в бетонную стену камеры, не забыв распахнуть дверь, чтобы та не захлопнулась. Длинным отвратительным ногтем он вырывает им глаза, и его сильные руки с легкостью переламывают им шеи. Лица охранников синеют, они перестают сопротивляться. Жан-Батист убил их почти без крови, если не считать маленьких струек из глаз и раны на голове Уилсона.
Жан-Батист снимает с Абрамса форму и переодевается. Все это занимает считанные секунды. Он надвигает на глаза черную бейсболку, надевает очки охранника. Он выходит из камеры, захлопывает дверь. Лязг теряется в криках Зверя, только что получившего в лицо струю из баллончика с перцовым газом. Но это только подхлестывает его, и он начинает сопротивляться по-настоящему.
Спокойно предъявляя бэдж Абрамса, Жан-Батист проходит одну дверь за другой. Он настолько уверен в успехе, что чувствует себя как рыба в воде. Его ноги словно оторвались от земли. Будто по воздуху, он беспрепятственно выходит на свободу, доставая из кармана ключи от машины Абрамса.
Прислонившись к стене, Скарпетта медленно пьет черный кофе в международном аэропорту Джорджа Буша.
Прекрасно зная, что от кофе станет хуже, она упрямо делает глоток за глотком. Аппетита нет, она только что купила гамбургер, но даже не смогла к нему притронуться. От кофеина у нее дрожат руки. Возможно, ее бы успокоил глоток виски, но эффект все равно будет недолгим. К тому же, сейчас нужно мыслить трезво. Она сможет справиться со стрессом и без ущерба для здоровья.
Пожалуйста, возьми трубку, — умоляет она.
Три гудка. Наконец:
— Да.
На другом конце слышен грохот мотора, Марино едет на грузовике.
— Слава богу! — восклицает Скарпетта, отходя в сторону от суетливых пассажиров. — Ради всего святого, Марино, где ты был? Я несколько дней пытаюсь дозвониться до тебя. Сожалею по поводу Рокко...
Она должна была это сказать ради Марино.
— Не хочу об этом говорить, — подавленно отвечает он. — Где я был? В аду. Побил собственный рекорд потребления бурбона и пива, не отвечал на телефон.
— О нет, опять поссорился с Трикси? Я столько раз говорила, что...
— Давай не будем, — обрывает ее он. — Не обижайся, Док.
— Я в Хьюстоне, — выдает она.
— О черт!
— Я все записала. Может, конечно, это всего лишь его выдумки. Он сказал, что у Рокко дом в Батон-Руж, в каком-то районе, где живет много голубых, в центре. Вполне возможно, дом оформлен на чужое имя. Соседи должны знать Рокко. Там могут быть улики.
— Да, кстати, если ты не слушаешь новости, Док. В одной из заводей нашли человеческую руку, — рассказывает Марино. — Сейчас проверяют ДНК. Возможно, это его последняя жертва, Кэтрин Брусс. Если так, парень совсем рехнулся. Руку нашли в правом притоке Блайнд-ривер, она впадает в озеро Морепа. Наш приятель должен знать там все закоулки, в эту заводь просто так не доберешься, туда почти никто не заглядывает. Он подвесил руку на крючок в качестве приманки для аллигаторов.
— Или для устрашения.
— Не думаю, — говорит Марино.
— Что бы там ни было, ты прав: похоже, он спятил.
— Должно быть, сейчас ищет новую жертву, — произносит он.
— Я еду в Батон-Руж, — сообщает Скарпетта.
— Я так и думал, что ты бросишься туда, — голос Марино теряется в оглушительном реве мотора. — И все из-за какого-то дурацкого передоза восьмилетней давности.
— Это не просто передозировка, и ты это знаешь.
— Что бы это ни было, там небезопасно, поэтому я направляюсь туда же. Выехал прошлой ночью, теперь заправляюсь кофе на каждой стоянке и постоянно останавливаюсь, чтобы сходить в туалет.
Скарпетта неохотно рассказывает Марино о причастности Рокко к делу Шарлотты Дард: тот представлял подозреваемого — ее лечащего врача.
— Осталось еще часов десять, — говорит Марино, словно не слыша ее. — И нужно где-то поспать, поэтому, скорее всего, увидимся только завтра.
По радио Джей слышит новость о своем брате-мутанте Жан-Батисте. В его затуманенном сознании возникают противоречивые чувства.