— Замечательно! Но дядю Эдварда уже не воскресить. Скажите, его что не охраняли детективы? И вообще, что вы сделали, чтобы предотвратить подобное?
— Мисс Макдональд, — строго ответил мне Флактон. — Мы понесли тяжелую утрату, для всех нас это ужасное потрясение. Сегодня утром на заседании кабинета премьер-министр выразил не только свои глубочайшие сожаления, но также и ужас, вызванный случившейся трагедией.
— Но это никак не объясняет того, как эта трагедия могла произойти, — упорно настаивала я на своем.
Внешнее спокойствие и выдержка оставили Питера Флактона.
— Да черт бы побрал все это! Неужели вы полагаете, что я и сам то и дело не задаю себе этот вопрос?
Он впервые в моем присутствии проявил искренние человеческие чувства и перестал быть чопорным и корректным. Теперь передо мной был человек, глубоко потрясенный утратой.
— Ну почему, почему тогда вы ничего не сделали? — воскликнула я. — Почему вы не ищете виновников? Какой смысл теперь выражать свои соболезнования? У нас в Канаде Конная полиция не упустила бы убийцу.
— Что ж, жаль, что вы не прихватили с собой целый отряд, — отрезал Флактон, и мы оба сердито уставились друг на друга.
Тут он, похоже, вспомнил о хороших манерах.
— Простите, мисс Макдональд, я понимаю, что это жуткий удар для вас, но я и сам нахожусь на грани… и к тому же почти не спал с тех пор, как это произошло.
— Не извиняйтесь, — сказала я. — Я предпочла бы, чтобы вы проявили немного эмоций вместо этого «невозмутимого британского спокойствия», о котором я наслышана.
Какое-то мгновение мне казалось, что он вот-вот улыбнется, однако мой собеседник вновь вернулся к образу идеального государственного служащего.
— Готов еще раз заверить вас, мисс Макдональд, что сделаю все зависящее от меня и что вся страна оплачет кончину вашего дяди. Он погиб за свободу, сраженный на боевом посту.
Как только я услышала эти слова, глаза мои наполнились слезами. Но я все еще сердилась на этого человека, он раздражал меня. Я решила, что он — надменный и напыщенный аристократ, да и все было так непонятно: мне позволили подъехать к дому, увидеть все своими глазами и после этого сообщили эту обрывочную информацию… Все это представлялось мне странным.
Если бы расследование убийства моего дяди было доверено этому Флактону, вряд ли бы злоумышленники были бы найдены — в этом у меня не было сомнений. Поэтому я сняла с рук перчатки и твердым голосом сказала:
— Вот что, мистер Флактон, я хочу помочь вам. Я решительно настроена установить причину, по которой убили дядю Эдварда, и более того, намереваюсь сделать это безотлагательно.
Питер Флактон не мог выглядеть более изумленным, разве что если бы я объявила себя убийцей. Брови его взлетели на лоб, и он посмотрел на меня своими темными проницательными глазами.
— Боюсь, что это невозможно.
— Почему?
— Ну, во-первых, я полагаю, что вы захотите вернуться в Канаду. Я уже распорядился о вашем временном жилье и попытаюсь забронировать вам место на самолете, который вылетает в Лиссабон в понедельник.
Я буквально вскипела от ярости. Какое право имеет этот молодой человек, какое бы место в парламенте он ни занимал при дяде Эдварде, руководить моей жизнью? Но заговорила я спокойно вопреки владевшему мною гневу.
— Не думаю, чтобы вы понимали мое положение… Я приехала сюда, чтобы исполнять обязанности секретаря при своем дяде. И если он убит преднамеренным и столь злодейским образом, то отсюда не следует, что я развернусь и улечу обратно, не раскрыв тайну его гибели. Я найду убийц дяди Эдварда, даже если это будет стоить мне жизни!
— Но уверяю вас, мисс Макдональд, что вмешаться в процесс расследования вам никто не позволит.
— A я уверяю вас, мистер Флактон, что я не отступлюсь!
Мы с яростью смотрели друг на друга.
— А что другие родственники дяди Эдварда? — задала я вопрос, не сказав при этом о родственниках «мои» или «наши».
— Сэра Торквила Макфиллана, конечно, проинформировали, — прозвучал ответ, — однако он находится в Шотландии и, насколько я могу судить, едва ли прибудет к завтрашним похоронам.
— Но ведь есть кто-то еще?
— Есть Малкольм Макфиллан, но он находится в Ливии со своим полком. Кроме него и других кузенов, которые могут появиться или не появиться на похоронах, есть только ваша мать.
— Вы известили ее?
Питер Флактон смутился.
— Боюсь, что нет. Я подумал, что, быть может, вы сами захотите это сделать.
— Я телеграфирую ей, — ответила я. — И одновременно сообщу, что остаюсь здесь.
— Это не имеет никакого смысла — вряд ли вы сможете быть здесь полезны.
— Ну, это мы еще посмотрим. А теперь на правах родственницы я требую, чтобы мне предоставили полную информацию о случившемся — где была заложена бомба и кто в первую очередь может попасть под подозрение?
— Боже мой, о чем вы говорите?! Это же не триллер в стиле Эдгара Уоллеса!
На этих словах Питер Флактон как следует пристукнул пресс-папье. Он даже побагровел, и я с удовлетворением отметила, что наконец сумела разгневать его.
— В самом деле? — переспросила я холодным тоном. — Я лично усматриваю подозрительное сходство.
— Вы не знаете Англию, особенно сейчас, в военное время. Вам просто не позволят расхаживать вокруг и расследовать преступление, о котором пока еще ничего не известно. Будете путаться под ногами полиции… более того, в деле имеется много серьезных аспектов, пока подлежащих умолчанию.
— Так, значит, вы рассказали мне не все? — бросила я вызов.
И похоже, застала его врасплох. Чуть помедлив, он неуверенным тоном проговорил:
— Конечно же я говорил, так сказать, вообще.
— Ерунда! — возразила я. — Вполне очевидно, что вы не рассказали мне всей правды. Ну, а если начать прямо сейчас!
— Пожалуйста, мисс Макдональд, возвращайтесь в Канаду. — Он уже упрашивал меня. — Искренне говорю, оставаясь здесь, вы ничего не добьетесь. Если бы вы могли помочь, я бы первый обратился к вам.
— Интересно, насколько далеко простираются ваши полномочия? — поинтересовалась я. — В конце концов, я — племянница дяди Эдварда, и притом единственная из родственников покойного нахожусь на месте трагедии. Есть ли у вас какое-либо право препятствовать мне интересоваться расследованием преступления, жертвой которого он стал?
— Нет, вероятно, нет, — ответил Питер Флактон. — Однако вы не желаете понять, что существуют причины, которые нельзя открывать неосведомленному человеку? И если мы хотим узнать истину и совершить правосудие, о случившемся до поры до времени следует помалкивать.
— Я поверю вам, когда буду знать причины.