Ему опять повезло: он спустился в одну из столовых и ухитрился открыть дверь кухни, плохо запертую изнутри. Он вышел на улицу, рука болела и начала распухать.
Первая встреча с Байбой была назначена на половину первого. Валландер подошел к зданию церкви, превращенной в планетарий, в парке Эспланада, и стал ждать. Вокруг высились неподвижные холодные липы. Но Байбы все не было. Боль в руке стала почти невыносимой. В четверть второго он понял: что-то случилось. Она не придет. Его сразу же охватило сильное волнение, перед глазами встало простреленное лицо Инесе, и он попытался вычислить, что же могло случиться. Неужели ищейки и их хозяева пронюхали, что Валландер, несмотря ни на что, незамеченным ускользнул из университета? Что они в таком случае сделали с Байбой? Он не смел додумать эту мысль до конца. И вышел из парка, не зная, куда идти. По ночным пустынным улицам его гнала боль. Вой сирены армейского джипа заставил Валландера броситься в подъезд, вскоре мимо него проехала милицейская машина, и ему опять пришлось искать укрытия. Папку с завещанием майора он засунул под рубашку. Ее края упирались в ребра. Похолодало; он закоченел и понятия не имел, где заночует. Другое условленное место встречи с Байбой находилось на четвертом этаже Центрального универмага. Но поскольку эта встреча была назначена только на десять утра следующего дня, то впереди оставалось больше семи часов, которые ему никак нельзя провести на улице. Валландер также понял, что руку надо бы показать врачу. Похоже, сломана какая-то косточка. Но к врачу идти нельзя. Только не теперь, когда он раздобыл завещание. На какое-то мгновение подумалось, а не попросить ли ночлега в шведской миссии, если таковая имеется. Но и эта мысль не успокаивала. А вдруг шведский полицейский, нелегально находящийся в чужой стране, будет немедленно выслан домой под надзором? Он не знал, а рисковать не хотел.
Нервничая, он решил идти к той самой машине, которая служила ему уже двое суток. Но на том месте, где они припарковали ее, машины не оказалось. Сначала он подумал, что от боли в руке у него так затуманилось сознание, что он все перепутал. А он правда поставил машину на это место? Затем он убедился, что все правильно и что, наверное, машину разломали и разделали на части, как тушу животного. Тот из полковников, который преследовал его, уже наверняка удостоверился в том, что завещание майора не спрятано в какой-нибудь из полостей машины.
Где же ему провести ночь? Внезапно навалилась апатия: он находится в глубине вражеской территории, отданный на растерзание своре ищеек, которой управляет некто, кто, не колеблясь, превратит его в мертвеца. Труп выкинут на покрытую льдом акваторию порта или зароют в каком-нибудь дальнем лесу. Комиссара охватила примитивная, звериная тоска по дому. Причина его блужданий в глухой латвийской ночи, прибитый к берегу спасательный плот с двумя мертвецами отсюда выглядел таким смутным и нереальным, точно его и не было никогда.
За отсутствием лучшего варианта Валландер вернулся по темным и пустым улицам к той же гостинице, где провел предыдущую ночь. Но входная дверь была заперта, и, когда он позвонил в ночной звонок, свет на втором этаже не зажегся. От боли в руке мутилось сознание, и сделалось страшно, что оно откажет совсем, если в ближайшее время он не войдет в помещение и не согреется. Комиссар дошел до следующей гостиницы, но его попытки привлечь к себе внимание, звоня в звонок, оказались бесплодными. Зато дверь третьей гостиницы, еще более ветхой и неприглядной, чем предыдущие, была не заперта, и он вошел в вестибюль, где, склонив голову к столу, сидя спал мужчина. У ног мужчины стояла наполовину выпитая бутылка водки. Валландер растряс его, помахал паспортом, который получил от Пройса, и ему дали ключ от номера. Он показал на бутылку водки, положив на стойку сто шведских крон и взял бутылку с собой.
В маленьком номере неприятно пахло затхлой мебелью и прокуренными обоями. Он опустился на край кровати, сделал несколько глубоких глотков из бутылки и почувствовал, как по телу медленно разливается тепло. Затем снял куртку, наполнил раковину холодной водой и опустил в нее ноющую опухшую руку. Боль понемногу стала стихать, и он решил провести всю ночь, сидя у раковины. Время от времени он отхлебывал из бутылки, в полном отчаянии спрашивая себя: что случилось с Байбой?
Он достал синюю папку, которую носил под рубашкой, и открыл ее здоровой рукой. В папке лежало пятьдесят машинописных страниц, несколько нечетких ксерокопий и вопреки его ожиданиям ни одной фотографии. Завещание майора было написано по-латышски, и Валландер не понял ни слова. Начиная с девятой страницы он обнаружил, что имена Мурниерса и Путниса упоминаются через равные промежутки. Иногда они встречались в одном предложении, иногда — в разных. Он не мог решить, что это означает: обвиняет ли майор обоих полковников или только одного из них. Он оставил попытки разобрать эти тайные письмена, положил папку на пол, налил в раковину свежую воду и положил голову на край стола. Было четыре часа, и вскоре он отключился. Когда он проснулся, выяснилось, что он проспал только десять минут. Рука опять начала болеть, холодная вода больше не приносила облегчения. Он допил все, что оставалось в бутылке, обмотал руку влажным полотенцем и лег в кровать.
Валландер совершенно не представлял, что ему делать, если Байба не появится в универмаге.
В душе стало зарождаться ощущение, что он проиграл.
Он пролежал без сна почти до самого рассвета.
Погода опять переменилась.
Проснувшись, он тут же почуял опасность. Было почти семь часов утра. Он лежал совершенно неподвижно в темной комнате и прислушивался. Затем понял, что ни из-за двери, ни в комнате ему ничего не угрожает. Страх был в нем самом, словно предупреждение, что он еще не перевернул все камни и не открыл то, что скрывалось под ними.
Боль в руке утихла. Он попытался осторожно пошевелить пальцами, по-прежнему боясь взглянуть на руку. Боль тотчас вернулась. Без помощи врача он продержится недолго.
Валландер очень устал. Еще до того, как несколько часов назад он забылся, он почувствовал себя побежденным. Власть полковников была слишком велика, а его собственная способность управлять ситуацией делалась все меньше. Теперь, проснувшись, он понял, что вдобавок ко всему его начинает побеждать и усталость. Он не доверял собственному рассудку и знал, что виной всему — длительное недосыпание.
Комиссар пытался осмыслить гнетущее чувство угрозы, с которым он только что проснулся. Что он проглядел? Где в своих рассуждениях и постоянных попытках выявить взаимосвязи он ошибся — или, может быть, он не до конца все продумал? Чего он по-прежнему не видит? С другой стороны, он не мог не доверять своей интуиции теперь, когда разум уже отчасти помутился.
Что он проглядел? Валландер осторожно сел на кровати, все еще не зная ответа на вопрос. С отвращением в первый раз посмотрел на распухшую руку и наполнил раковину холодной водой. Сначала он окунул лицо, затем трясущуюся руку. Через несколько минут подошел к окну и раздвинул занавески. Над городскими башнями и колокольнями занимался влажный рассвет. Он стоял у окна и смотрел на людей, спешивших по тротуарам, не в состоянии ответить на вопрос, чего же он не видит.