Скорее всего, так и было, подумал Валландер, глядя на раскачивающийся фонарь. И, наверное, Густав Торстенссон обнаружил в делах Хардерберга что-то такое, с чем не хотел и не мог смириться. Наверное, ему тоже удалось заглянуть за фасад безмятежной улыбки и понять, какая отвратительная роль ему предназначена.
В течение ночи он несколько раз присаживался к столу и записывал свои мысли, стараясь одновременно более или менее их систематизировать.
В пять часов он выпил кофе, лег и полтора часа подремал. В половине седьмого поднялся, принял душ, выпил еще чашку кофе и в половине восьмого пошел в управление. Шторм стих. Резко похолодало, но небо было совершенно ясное. Несмотря на бессонную ночь, он чувствовал необъяснимый прилив энергии. «Кажется, это называется «второе дыхание», – вспомнил Валландер. – Мы уже не ищем подходы к расследованию, мы уже его начали».
Он бросил куртку на стол, сходил за кофе и позвонил Эббе, чтобы она нашла Нюберга. В ожидании Свена он начал писать рапорт о своей встрече с Хардербергом. Сведберг просунул голову в дверь и спросил, как дела.
– Потом узнаешь. Сейчас могу только сказать, что почти уверен, что и убийства, и все другое связаны с Фарнхольмским замком.
– Звонила Анн Бритт, – сказал Сведберг. – Просила передать, что поедет прямо в Энгельхольм. Она договорилась о встрече с вдовой Бормана.
– А что с самолетом Хардерберга?
– Про самолет она ничего не сказала. Мне кажется, это требует времени.
– Меня просто сжигает нетерпение. Не могу понять, почему.
– Ты никогда не отличался терпением. Или ты этого не знал?
Сведберг закрыл за собой дверь, и в ту же секунду зазвонил телефон – Эбба сообщила, что она нашла Нюберга.
Нюберг появился в кабинете, и Валландер сразу понял, что у него что-то важное. Он знаком попросил Свена закрыть за собой дверь.
– Ты был прав, – сказал Нюберг. – Этому контейнеру и впрямь не место в машине старого адвоката.
Валландер напряженно ждал продолжения.
– И еще в одном ты прав – это и впрямь сумка-холодильник. Только не для крови и не для лекарств. В таких сумках перевозят трансплантанты. Например, почки.
Валландер задумчиво поглядел на Нюберга.
– Ты уверен?
– Когда я не уверен, я стараюсь молчать, – раздраженно заметил Нюберг.
– Я знаю, – сказал Валландер примирительно.
– Это чертовски сложная штука. – Нюберг помедлил немного, чтобы справиться с раздражением. – И их очень немного, поэтому, думаю, не составит труда вычислить, откуда он взялся. Насколько мне удалось выяснить, права на импорт этих контейнеров в нашу страну имеет одно-единственное предприятие – «Аванка» в Сёдертелье. Я свяжусь с ними немедленно.
Валландер медленно наклонил голову.
– И еще одно, – сказал он. – Не забудь узнать, кто хозяин этого предприятия.
Нюбергу не надо было объяснять.
– То есть не входит ли «Аванка» в империю Хардерберга?
– Хотя бы, – сказал Валландер.
Нюберг подошел к двери и остановился.
– Что ты знаешь о трансплантации?
– Не особенно много. Знаю, что органы пересаживают все чаще и чаще, все новые и новые. Раньше были только почки, теперь и сердце, и легкие, и печень… Надеюсь, мне не придется воспользоваться этим достижением науки. Странно, наверное, сознавать, что у тебя в груди бьется чужое сердце.
– Я говорил с одним врачом по имени Стрёмберг в Лунде, – сказал Нюберг. – Он прочел мне короткую лекцию и сказал, что в трансплантологии есть одна довольно темная, мягко говоря, сторона. Известно, что в бедных странах люди от отчаяния продают свои органы, чтобы выжить. Здесь, конечно, масса вопросительных знаков, особенно с моральной точки зрения. Но встречается кое-что и похуже.
Нюберг вдруг замолчал и вопросительно посмотрел на Валландера.
– Я не тороплюсь, – сказал Валландер. – Продолжай.
– Для меня это совершенно непонятно. Но Стрёмберг уверил меня, что в погоне за барышом люди готовы на что угодно.
– А ты что, не знал? – удивился Валландер.
– Границы все расширяются. Даже те, которые раньше считались пределом.
Он уселся на стул для посетителей.
– Доказательств точных нет. Но Стрёмберг уверяет, что и в Южной Америке, и в Азии есть организации, принимающие заказы на органы. Людей убивают и продают их на запчасти.
Валландер промолчал.
– Подходящего кандидата усыпляют и везут в частную клинику. Там вырезают нужный орган… а труп потом находят в канаве. Часто убивают детей.
Валландер покачал головой и зажмурился.
– Он еще сказал, что эта деятельность куда более распространена, чем мы себе можем представить. Поговаривают, что этим занимаются в Восточной Европе и в США. У почки нет индивидуальности. Убивают ребенка в Южной Америке и продлевают жизнь кому-то на Западе, у кого есть деньги и кто может позволить себе не стоять годами в очереди на пересадку. Убийцы зарабатывают бешеные деньги.
– Это же довольно сложная операция, – сказал Валландер. – Я хочу сказать, что врачи тоже замешаны.
– А кто сказал, что врачи по части морали выше всех остальных?
– Мне просто не хочется верить, что это правда.
– И никому не хочется. Поэтому бандиты и продолжают убивать, ничего особенно не опасаясь.
Он вытащил из кармана блокнот и начал искать нужную запись.
– Доктор дал мне имя журналиста, который пытается копать эту историю. Женщина… вот, нашел. Ее зовут Лизбет Норин. Живет в Гетеборге, сотрудничает в нескольких научно-популярных журналах.
Валландер записал имя.
– Давай представим себе бредовую ситуацию, – сказал он, отложив ручку. – Допустим, Альфред Хардерберг занимается тем, что убивает людей и продает их почки или другие органы на нелегальном рынке, который, по-видимому, существует. А Густав Торстенссон случайно про это узнает и прихватывает с собой контейнер в качестве доказательства…
Нюберг уставился на него:
– Ты что, серьезно?
– Конечно нет. Я же сказал – бред.
Нюберг поднялся:
– Пойду займусь происхождением контейнера.
Оставшись один, Валландер подошел к окну. Из головы не шел сюрреалистический рассказ Нюберга, но пришедшая ему в голову мысль казалась и впрямь бредовой. Альфред Хардерберг постоянно раздавал крупные гранты на развитие науки, особенно на разработку методов лечения тяжелых детских заболеваний. Валландер вспомнил, что он к тому же немало жертвовал на здравоохранение в странах Африки и Южной Америки.
Конечно же все это вряд ли имеет прямое отношение к контейнеру в машине Торстенссона. Но почему все же контейнер оказался в машине? Что-то это значит? Или ничего не значит?