— В делегации? Когда это было?

— Тоже незадолго до того, как она исчезла.

— Вы помните, как его звали?

— Спустя пять лет? Нет, ей-богу, не помню.

— Что это была за делегация?

Она посмотрела на него раздраженно:

— Что-то такое, связанное с иммунной защитой. Но вы не дали мне договорить. Мерета действительно получала цветы. Это несомненно был кто-то, с кем она поддерживала личные контакты. Я не знаю, какого рода и в чем там было дело, но все это я уже говорила полиции.

Карл поскреб себе под подбородком. Где это было написано?

— Кому, разрешите спросить, вы это рассказывали?

— Не помню.

— Может быть, Бёрге Баку из разъездной бригады?

Она ткнула в его сторону вытянутым пальцем. «Бинго!» — говорил этот жест.

Чертов Бак! Неужели он всегда так грубо отбирает, что писать, а что не писать в отчете?

Он посмотрел на добровольно выбранную Сёс Норуп соседку по камере. Щедрой на улыбки ее нельзя было назвать. Сейчас она с нетерпением ждала, чтобы он поскорее убрался.

Карл кивнул на прощание и собрался уходить. В простенке между окнами висели крошечные цветные портретные снимки и черно-белые фотографии ее родителей, сделанные в лучшие времена. Когда-то они, наверное, были красивы, но сейчас это трудно было разглядеть, так они были исчирканы и изрезаны. Он нагнулся поближе к маленьким рамочкам и по одежде и общим очертаниям узнал одну из газетных фотографий Мереты Люнггор. Ее лицо тоже оказалось скрыто под сетью мелких порезов. Оказывается, Сёс Норуп коллекционирует фотографии ненавистных людей! «Если немножко постараться, то и я, возможно, заслужу здесь почетное место», — подумал Карл.

На этот раз Бак в виде исключения оказался в своем кабинете. Кожаная куртка на нем выглядела крайне помятой — несомненное доказательство, что он трудится не покладая рук, денно и нощно.

— Карл, разве я не говорил тебе, чтобы ты не врывался без предупреждения? — Он хлопнул по столу блокнотом и сердито посмотрел на вошедшего.

— Ну и напахал же ты в этом деле, Бёрге, — сказал Карл.

Что уж там больше подействовало — обращение по имени или брошенное обвинение, но реакция была что надо. Все морщины на лбу Бака вздыбились до самой плеши.

— Мерете Люнггор за несколько дней до смерти передали цветы, чего раньше, говорят, никогда не бывало.

— Ну и что? — Взгляд Бака выражал крайнее презрение.

— Мы ищем человека, который мог совершить убийство. Может быть, ты упустил это из виду? Вполне вероятно, что это был любовник.

— Все это уже было проверено.

— Но не отражено в отчете.

Бак устало пожал плечами.

— Карл, брось суетиться. Не тебе критиковать чужую работу. Мы носимся так, что земля под ногами горит, а ты тут только штаны просиживаешь. Неужели ты думаешь, я этого не знал! Я пишу в отчете то, что важно, и это мне решать, — сказал он и швырнул блокнот на стол.

— Социальный советник Карин Мортенсен, наблюдая за игрой Уффе, заметила признаки того, что он помнит автомобильную аварию, а ты в отчете этот факт опустил. В таком случае он, возможно, помнит что-то, что произошло в тот день, когда пропала Мерета Люнггор. Но похоже, тут вы не добились особых успехов.

— Карен Мортенсен, Карл. Ее зовут Карен, а не Карин. Ты хоть сам себя слышишь, когда говоришь? Нечего тут читать мне нотации по поводу тщательности!

— В таком случае ты, вероятно, отдаешь себе отчет, какое значение могут иметь показания Карен Мортенсен?

— Ой, да заткнись ты лучше! Все это мы уже проверили. Уффе ни черта ни о чем не помнит. Он же чокнутый!

— За несколько дней до смерти Мерета Люнггор встречалась с каким-то мужчиной. Он появился в составе делегации, которая занималась исследованиями в области иммунной защиты. Об этом ты тоже ничего не указал.

— Не указал. Но это проверялось.

— Так значит, ты знал, что с ней установил контакт какой-то мужчина и что она на него положительно реагировала. И ведь секретарша Сёс Норуп тебе об этом рассказывала, как она говорит.

— Ну да, черт возьми! Конечно же, я это знаю!

— Почему об этом ничего не сказано в отчете?

— Ну, не знаю! Наверное, потому, что, как выяснилось, этот человек умер.

— Умер?

— Да, сгорел в автомобильной аварии, на другой день после того, как исчезла Мерета. Его звали Даниэль Хейл, — произнес Бак с нажимом, чтобы показать Карлу, какая у него хорошая память.

— Даниэль Хейл?

За прошедшие годы Сёс Норуп это забыла.

— Да. Какой-то тип, участвовавший в исследованиях плаценты и приходивший с делегацией, которая обращалась в Риксдаг с просьбой выделить средства. У него была лаборатория в Слангерупе.

Бак сообщил это очень уверенно, значит, тут он опирался на проверенные сведения.

— Если он умер только на следующий день, то вполне мог иметь отношение к исчезновению Мереты Люнггор.

— Не думаю. В день, когда она утонула, он как раз вернулся из Лондона.

— Он был влюблен в нее? Сёс Норуп намекала на такую возможность.

— В таком случае он заслуживает сочувствия — она-то им не заинтересовалась.

— А ты уверен, Бёрге?

Определенно, Бак болезненно реагирует, когда его называют по имени. Надо это учесть и повторять почаще.

— Не с этим ли Даниэлем Хейлом она ходила в «Банкрот»?

— Карл, послушай наконец, что я тебе скажу! В деле об убийстве мотоциклиста есть женщина, которая нам кое-что сообщила, и мы сейчас идем по следу. В данный момент у меня дел невпроворот. Неужели это не может немного подождать? Даниэль Хейл умер, точка. Он был за границей, когда пропала Мерета Люнггор. Она утонула, и Хейл не имел к этому ни малейшего отношения.

— Вы поинтересовались, не с Хейлом ли она была в кафе за несколько дней до своей смерти? В отчете об этом нет ни слова.

— Послушай! Следствие пришло к выводу, что это был несчастный случай. Притом нас целых двадцать человек занималось этим делом. Спроси кого-нибудь еще! И иди отсюда, Карл!

24

2007 год

Если бы Карл, в понедельник придя на работу, верил только слуху и обонянию, то решил бы, что вместо подвала полицейской префектуры очутился на одной из тесных улиц Каира. Никогда еще в этом почтенном здании не разносились такие сильные запахи жареного и экзотических пряностей и никогда еще оно не встречало своих посетителей звуками такой непривычной музыки.

Представительница администрации, с большой охапкой папок возвращавшаяся наверх из архива, проходя мимо Карла, бросила на него возмущенный взгляд, который красноречиво говорил: через десять минут все в здании узнают, какое безобразие творится в подвале.