Карл расправил следующий листок, быстро прочел, и на этот раз содержание вызвало у него совсем другое чувство. Тон был уже гораздо более личным. Баггесена что-то мучило. На листке было написано: «Не могу представить себе, что будет, если ты это предашь гласности. Пожалуйста, не делай этого. ТБ».
И вот Карл принялся за последний листок. Строки почти стерлись, словно его много раз вынимали из сумки. Он долго вертел записку, разбирая написанное слово за словом: «Мерета, я думал, что мы понимаем друг друга. Все это меня глубоко огорчает. Умоляю тебя, не говори никому, чтобы это не пошло дальше. Я намерен больше с этим не связываться».
На этот раз внизу не имелось никаких инициалов, однако почерк, несомненно, был тот же самый.
Он схватил телефонную трубку и набрал номер Курта Хансена.
Ответила девушка из секретариата Консервативной партии. Она разговаривала вежливо, но сказала, что Курт Хансен, к сожалению, в данный момент занят, и предложила Карлу подождать. Судя по всему, до конца заседания осталось несколько минут.
Не отнимая трубки от уха, Карл ждал, разглядывая разложенные на столе листки. Они пролежали в кейсе с марта 2002 года и, вероятно, были положены туда годом раньше. Может быть, речь в них идет о чем-то пустячном, а может, нет. Возможно, Мерета припрятала их, потому что позднее они могли приобрести важное значение — или нет.
Несколько минут из трубки доносились чьи-то разговоры, затем в ней щелкнуло и раздался характерный голос Курта Хансена.
— Карл, чем я могу тебе помочь? — без предисловий спросил депутат фолькетинга.
— Как мне узнать, когда Таге Баггесен подавал свой законопроект налоговой реформы?
— На кой черт тебе эти сведения? — рассмеялся Хансен. — Что может быть интересного в том, каково видение налоговой реформы у правых радикалов?
— Мне нужно уточнить время некоторых событий.
— Нелегкая задача. Таге Баггесен каждую секунду выдвигает новый законопроект. — Хансен снова засмеялся. — Ладно, шутки в сторону! Таге Баггесен занимает пост докладчика по вопросам транспорта по крайней мере уже пять лет. Почему он ушел с поста докладчика по налогообложению, я не знаю, но погоди минуточку.
Карл продолжал держать трубку. На том конце слышалось бормотание.
— Кажется, это было в начале две тысячи первого, еще при старом правительстве. Тогда он имел больше возможностей развернуться со своими глупостями. Мы предполагаем, что это было в марте-апреле две тысячи первого.
Карл удовлетворенно кивнул:
— Ладно, Курт. Это сходится с тем, что я думаю. Спасибо, старина. Если можешь, то переведи-ка меня прямо на кабинет Таге Баггесена, хорошо?
Он подождал, пока через несколько гудков трубку не взяла другая секретарша, которая сообщила, что Таге Баггесен уехал в заграничную командировку: он должен посетить Венгрию, Швейцарию и Германию, чтобы ознакомиться там с сетью спортивных дорог. Назад он вернется в понедельник.
Командировка? Сеть спортивных дорог? Пускай поищут другого дурачка, который в это поверит! Карл сразу понял, что это отдых. Просто отдых и ничего больше.
— Мне нужен номер его мобильника. Будьте так добры дать мне его!
— К сожалению, я не имею права.
— Слушайте, вы тут разговариваете не с деревенским жителем с Фюна! Если понадобится, я за четыре минуты выясню номер его телефона. Только будет ли доволен Таге Баггесен, узнав, что секретариат заставил меня добывать его телефон официальным путем?
В трубке сильно трещало, но по голосу Таге Баггесена можно было расслышать, что он далеко не в восторге от звонка.
— У меня тут есть очень старые записки, по поводу которых мне срочно требуются разъяснения, — вкрадчиво начал Карл. Он уже знал, какая реакция возможна у его собеседника. — Ничего особенного, так, для порядка.
— И что же именно? — Отрывистый тон проводил резкую черту между нынешним и предыдущим разговором.
Карл поочередно прочитал вслух все записки. Когда он дошел до последней, Таге Баггесен, казалось, затаил дыхание.
— Таге Баггесен? — спросил Карл. — Вы слушаете?
И тут в трубке раздались гудки.
«Как бы он, чего доброго, не кинулся с горя в реку», — подумал Карл, пытаясь вспомнить, какая река протекает через Будапешт. Записку он пришпилил к доске рядом со списком подозреваемых, а к пункту 3 приписал инициалы Таге Баггесена и слова «коллеги по Кристиансборгу».
Едва он положил трубку, как телефон снова зазвонил.
— Беата Лундгор, — представились на другом конце провода.
Кто такая Беата Лундгор, Карл не имел ни малейшего представления.
— Мы проверили жесткий диск Мереты Люнггор, и, к сожалению, я должна сообщить, что он стерт, и сделано это очень профессионально.
Тут он припомнил: это одна из девушек, с которыми он разговаривал в секретариате «демократов».
— Я думал, что вы не выбрасываете жесткие диски как раз потому, что хотите сохранить информацию, — сказал он.
— Это так и есть, но, очевидно, никто не предупредил секретаря Мереты Сёс Норуп.
— Как это понимать?
— Это она стерла диск. И сделала об этом очень аккуратную надпись на обороте: «Отформатировано двадцатого марта две тысячи второго года, Сёс Норуп». Сейчас я держу его в руке.
— Это же было через три недели после ее исчезновения.
— Да, действительно так.
Опять напортачили Бёрге Бак и его присные! Неужели в этом расследовании вообще ничего не делалось согласно правилам?
— Можно, конечно, передать диск специалистам для анализа. Некоторые умеют извлекать уничтоженную информацию.
— Да, разумеется, и это, наверное, уже было сделано. Одну минуточку.
Порывшись где-то, она вернулась к телефону и с удовлетворением сказала:
— Да, вот записка. В начале апреля две тысячи второго года уже пробовали восстановить утраченные данные. Здесь есть подробный отчет, почему это оказалось невозможным. Прочитать?
— Нет, не нужно. Очевидно, Сёс Норуп умела делать это как следует.
— Очевидно, да, — подтвердила Беата Лундгор. — Она из тех, кто все делает как следует.
Карл поблагодарил и положил трубку.
Несколько минут он сидел, уставясь на телефон, затем закурил сигарету, взял со стола потрепанный еженедельник Мереты Люнггор и раскрыл его почти благоговейно. Это чувство всегда появлялось у него, когда ему попадалась в руки ниточка, которая, как пуповина, восстанавливала живую связь с последними днями ныне покойного человека.
Здесь, как и в записках, заметки были сделаны торопливым и неразборчивым почерком. Небрежно написанные печатные буквы, некоторые из них незаконченные, наезжающие одно на другое слова. Карл начал со встречи с группой, явившейся по вопросу исследования плаценты, которая состоялась 20 февраля 2002 года. Немного ниже на той же странице было написано «Банкрот 18.30». И больше ничего.