— Вот тебе на! — подумал вслух Карл и откинулся на спинку стула.
— Да, тебе придется тянуть этот отдел в одиночку, но кто, кроме тебя, с этим справится?
— Кто угодно! — отозвался Карл, глядя в стенку.
— Постарайся выслушать! У тебя был тяжелый период, и эта работа просто создана для тебя, — вмешался заместитель.
«Ты-то что в этом смыслишь, несчастный!» — подумал Карл.
— Ты будешь действовать полностью самостоятельно. Мы посоветуемся с начальниками округов и отберем некоторое количество дел, и ты сам будешь решать, каким из них нужно отдать предпочтение, в каком порядке ими заниматься и как планировать работу. Мы откроем тебе счет на затраты по разъездам, и отчет ты будешь подавать только раз в месяц, — добавил шеф.
— Начальники округов, говоришь? — Карл нахмурился.
— Да, это охватывает всю страну. Поэтому ты не можешь оставаться среди прежних коллег. Мы создали здесь же, при префектуре, новое отделение. Уже идет подготовка твоего рабочего помещения.
«Ловко они придумали, как избежать неприятных объяснений», — отметил Карл.
— Вот как! И где же, позвольте спросить, находится это рабочее помещение? — поинтересовался он вслух.
На улыбающемся лице шефа появилось смущенное выражение.
— Где твой кабинет? Ну, в настоящий момент он располагается в подвале, но в дальнейшем, надеюсь, положение улучшится. Нужно сперва посмотреть, как пойдет дело. Если появится мало-мальски приличный процент раскрываемости, тогда будет видно.
Карл снова устремил взгляд на облака. Значит, в подвале. То есть план состоит в том, чтобы расправиться с ним втихаря. Уморить его одиночеством, изолировать, как на необитаемом острове, чтобы он там впал в тоску и свихнулся. И какая разница, наверху или в подвале! Все равно он всегда будет делать все по-своему. Вот только сейчас он не мог поделать ровным счетом ничего.
— Кстати, как там Харди? — спросил шеф после затянувшейся паузы.
Карл перевел взгляд на начальника. За все это время тот впервые обратился к нему с вопросом.
2002 год
По вечерам Мерета принадлежала себе. Возвращаясь домой, она на каждом светофоре словно бы сбрасывала часть всего того, что не подходило к ее истинной жизни, протекавшей за тисами Маглебю. Очутившись за поворотом, за которым открывались дремлющие просторы Стевнса, [8] и переехав мост через речку Трюгтевельде, она ощутила себя другим человеком.
Уффе, как обычно, сидел на диване с остывшей чашкой чая на столике, озаренный светом телевизионного экрана, звук был включен на полную мощность. Поставив машину в гараж, Мерета направилась к задней двери и, проходя мимо окна, ясно увидела, как он там сидит — все тот же Уффе, тихий и неподвижный.
Скинув туфли на высоком каблуке, она оставила их в подсобном помещении, забросила портфель на высокую печь нефтяного отопления, повесила в прихожей пальто и отнесла бумаги в кабинет. Затем сняла брючный костюм от «Филиппы К.», [9] сложила его на стул возле стиральной машины, сняла с вешалки халат и сунула ноги в домашние тапочки. Теперь все было как надо. Ей не требовалось, как некоторым, едва переступив порог, смывать с себя остатки рабочего дня под душем.
Порывшись в пластиковом пакете, Мерета достала с самого дна пачку конфет. Сунув одну в рот и повысив таким образом уровень сахара в крови, она ощутила готовность зайти в гостиную.
И только тогда крикнула:
— Привет, Уффе! Вот я и дома.
Всегда один и тот же ритуал. Она знала, что Уффе увидел свет фар, как только она выехала из-за холма, однако все должно идти своим чередом.
Она села напротив него и попыталась поймать его взгляд:
— Ау, приятель! Ну что? Смотришь новости и любуешься на Трину Сик?
Он сощурился так, что морщинки в уголках глаз разбежались до висков, но не оторвался от телевизора.
— Ишь ты, заядлый болельщик! — Она взяла его за руку, как всегда, теплую и вялую. — Но Лота Мейлиде тебе нравится больше. Думаешь, я не знаю?
На его лице стала медленно расплываться улыбка. Контакт был установлен. Да, где-то там, в глубине, жил прежний Уффе. И прекрасно знал, чего ему хочется в жизни больше всего.
Мерета повернулась к телевизору, и они вместе посмотрели последние два сюжета новостей. В первом речь шла о требовании Совета по питанию о введении запрета на промышленное производство трансжирных кислот, во втором — о провальной маркетинговой кампании, которую при поддержке государства проводила компания по производству мяса птицы. Обе темы были Мерете досконально известны: работа над ними стоила ей двух бессонных ночей.
Обернувшись к Уффе, она потрепала его за вихор; под волосами был заметен длинный шрам.
— Пошли, лентяй! Пора чего-нибудь поесть.
Ухватив свободной рукой одну из диванных подушек, она хлопнула его по затылку и не отстала, пока он не завизжал от хохота, отбиваясь руками и ногами. Тогда она отпустила его волосы, перепрыгнула через диван, будто горная коза, и помчалась на лестницу. Это был беспроигрышный прием. С громкими возгласами он, заливаясь хохотом от радости, кинулся за ней, наконец-то дав выход накопленной за время сидения энергии. Как два железнодорожных вагона, скрепленных стальным сцеплением, они с грохотом взлетели по ступенькам на второй этаж и ворвались в кухню. Скоро они устроятся перед телевизором и съедят то, что наготовила для них приходящая домработница. Вчера они смотрели мистера Бина, позавчера Чаплина. Сегодня снова на очереди мистер Бин. Коллекция видеодисков Мереты и Уффе в основном состояла из того, что любил смотреть Уффе. Обыкновенно, посидев перед телевизором полчаса, он засыпал. Когда это произойдет, она накроет его пледом и оставит спать на диване. Ночью он потом сам встанет и переберется в спальню. Там он возьмет ее за руку и, что-то пробормотав спросонья, устроится рядом с нею на двуспальной кровати. Когда он окончательно заснет, она под его посапывание включит свет и начнет готовиться к предстоящему дню.
Так повелось. И этот вечер и ночь пройдут так же. Потому что так нравится ее братику — милому, невинному мальчику. Бедному, бессловесному Уффе.
2007 год
На двери действительно обнаружилась медная табличка с надписью «Отдел Q», но сама дверь была снята с петель и прислонена к трубам центрального отопления, которые тянулись через длинные коридоры подвала. На полу закутка, по-видимому отведенного под кабинет Карла, еще стояли десять полупустых ведер с краской, распространяя резкий запах. Под потолком проходили трубки четырех люминесцентных ламп, через некоторое время вызывающих зверскую головную боль. Зато стены были превосходные — если только отвлечься от цвета, в который они были покрашены. Более всего он подошел бы стенам больницы в какой-нибудь восточноевропейской стране.