2007 год
Внизу книжной полки, за книжками, у Карла были припрятаны полупустые бутылки с джином и виски, до которых еще не добрался Йеспер, чтобы широким жестом устроить своим друзьям импровизированный праздник.
Карл выпил обе почти до дна, после чего к нему пришел покой, и бесчисленные часы выходных дней, вместо того чтобы тащиться черепашьим шагом, пролетели в глубоком сне. За два дня он только три раза вставал, чтобы поискать в холодильнике остатки какой-нибудь еды. Йеспера все равно не было дома, а Мортен уехал навестить родителей в Нэстведе, поэтому удивляться странно составленному меню было некому.
Когда наступил понедельник, пришел черед Йеспера расталкивать спящего Карла:
— Ну, вставай же, что тут у тебя делается? Мне нужны деньги, чтобы купить еды, в холодильнике хоть шаром покати.
Карл посмотрел на пасынка взглядом, который отказывался воспринимать окружающее, а тем более соглашаться, что время отдыха прошло.
— Который час? — промычал он, а сам даже не сразу сообразил, какой нынче день недели.
— Карл, давай, пора, а то я вообще не знаю, на сколько опоздаю.
Карл взглянул на будильник, который Вигга из великой милости ему оставила. Сама она не считалась с тем, когда там кончается ночь.
Как-то сразу взбодрившись, он раскрыл глаза. Было десять минут одиннадцатого. Оставалось меньше пятидесяти минут до того времени, когда ему полагалось предстать перед докторскими очами Моны Ибсен.
— Вам иногда бывает трудно утром вставать? — предположила она, мельком взглянув на свои часики. — Я вижу, вы все еще плохо спите, — добавила она так, словно состояла в деловой переписке с его подушкой.
Карл злился на себя. Жаль, он не успел принять душ перед тем, как опрометью выскочить из дома.
«Надеюсь, от меня не воняет», — подумал он и чуть-чуть наклонил голову в сторону подмышки.
Мона сидела перед ним спокойная, сложив руки на коленях — белые ручки, скрещенные на черных брюках. Волосы у нее были подстрижены неровно и показались ему короче, чем в прошлый раз, брови — чернее сажи. Все вместе такое, что оробеешь.
Он рассказал о своем обмороке на полях Ларса Тюнскида, надеясь на сочувствие. Вместо этого она сразу взяла быка за рога:
— У вас такое чувство, что в перестрелке вы подвели своих товарищей?
Карл проглотил комок, забормотал что-то про пистолет, который можно было вытащить быстрее, про инстинкты, которые, видимо, ослабли за годы общения с преступниками.
— Вы чувствуете, что подвели товарищей. Я в этом убеждена. В таком случае вы будете мучиться этим, пока не признаете, что события не могли развиваться иначе.
— Все, что происходит, могло бы произойти по-другому, — сказал он.
Она словно и не слыхала:
— Вам надо знать, что Харди Хеннингсен тоже мой пациент. Поэтому я смотрю на эту ситуацию с двух сторон, и мне следовало бы заявить, что этим случаем я неправомочна заниматься. Однако, поскольку нет правил, регулирующих такие случаи, я спрашиваю вас: согласны ли вы разговаривать со мной, зная про это обстоятельство? Вы должны ясно понимать: я не могу распространяться о том, что мне рассказал Харди Хеннингсен, но, с другой стороны, и вы тоже защищены в силу моей обязанности хранить врачебную тайну.
— По мне, так нормально, — неискренне сказал Карл. Если бы не этот пушок на щеках, если бы не губы, которые так и просились, чтобы их поцеловали, он бы сейчас встал и послал ее к черту. — Но с Харди я об этом поговорю, — добавил он. — Между мной и Харди не должно быть никаких тайн, это не годится.
Она кивнула и выпрямила спину:
— Вам когда-нибудь раньше приходилось попадать в такие ситуации, когда вы чувствовали, что управлять ими не в вашей власти?
— Да.
— Когда?
— Да вот сейчас. — И он бросил на нее выразительный взгляд.
Она не обратила внимания. Хладнокровная женщина.
— Что бы вы отдали за то, чтобы Анкер и Харди оставались с вами? — спросила она и тут же подбросила еще четыре вопроса, которые наводили на Карла тоску.
При каждом вопросе она заглядывала ему в глаза и записывала ответы в блокнот. Казалось, она хочет подвести его к самому краю — словно он должен неминуемо туда свалиться, прежде чем она сможет подать ему руку помощи.
Она раньше Карла заметила, что у него потек нос. Затем, подняв взгляд, отметила у себя, что глаза у него подернулись влагой.
«Надо смотреть не мигая, иначе потекут слезы», — сказал он себе, не в силах понять, что шевельнулось в душе. Он не боялся плакать и ничего не имел против, чтобы она это увидела, и не понимал только одного — почему это должно произойти именно сейчас.
— Вы поплачьте, это ничего, — сказала она так по-житейски просто, как мать говорит переевшему младенцу, чтобы отрыгнул лишнее.
Через двадцать минут сеанс закончился, и Карл встал с чувством, что душевным стриптизом сыт по горло. У Моны Ибсен же было довольное лицо; она пожала ему руку и назначила следующий сеанс, еще раз заверив, что последствия пережитой перестрелки вполне поддаются лечению и через несколько сеансов у него все встанет на свои места.
Он кивнул, чувствуя, что в каком-то смысле ему уже лучше. Возможно, потому, что ее приятный запах заглушал его собственный, или потому, что ее рукопожатие было таким легким, ласковым и теплым.
— Свяжитесь со мной, если у вас что-нибудь накипит. Неважно, будет ли это нечто значительное или какой-то пустяк. Возможно, это сыграет важную роль в нашей дальнейшей совместной работе. Тут никогда не угадаешь наперед.
— В таком случае у меня уже есть вопрос, — сказал он, стараясь выставить на вид свои жилистые и, если верить другим, весьма сексуальные руки. Женщины их всегда раньше нахваливали.
Она заметила его позерство и впервые за все время улыбнулась. За нежными губами Моны угадывались зубки белее, чем у Лизы с третьего этажа. Редкостное зрелище в наш век, когда от красного вина и напитков с содержанием кофеина у большинства женщин зубы подернуты налетом, как дымчатое стекло.
— И о чем же?
Карл мысленно собрался. Тут уж пан или пропал!
— Вы уже заняты или нет?
Он сам испугался, как грубо это прозвучало, но было поздно.
— Да, извините. — Он потряс головой, не зная, как продолжать. — Я только хотел спросить, не согласитесь ли вы как-нибудь со мной пообедать?
Улыбка застыла у нее на губах, потом белые зубки спрятались.
— Думаю, вам нужно сперва поправиться, прежде чем пускаться в такие авантюры. И кроме того, следует более осмотрительно выбирать свои жертвы.
Повернувшись к нему спиной, она взялась за ручку двери, ведущей в коридор, а он, провожая ее глазами, чувствовал досаду, пронимающую до глубины души. Черт знает что!