Карл кивнул. Нет, наверное, лучше будет подождать и сделать все по закону, обычным проторенным путем. А потом глубоко вздохнул, не в силах выбрать между двумя возможностями.
Пока он раздумывал, Ассад вдруг сорвался с места и помчался к дороге. От человека такого плотного сложения, казалось бы, трудно ожидать подобной прыти: двор он пересек в три прыжка и, выскочив на дорогу, уже махал выехавшему по своим делам трактористу.
Карл двинулся к ним.
— Да, — услышал он, подходя, слова тракториста, который остановился, не выключая мотора. — Мать и сын все время тут живут. Немного не по-людски, но почему-то она устроилась вон в том здании. — Он показал на самое дальнее из прилегающих строений. — Вроде бы и сейчас они должны быть дома. По крайней мере, сегодня утром я видел ее на улице.
Карл показал свой жетон, после чего крестьянин выключил зажигание.
— Сын — это ты про Ларса Хенрика Йенсена?
Тракторист прищурил один глаз и задумался.
— He-а. Его точно не так зовут. Долговязый парень, странный такой, не поймешь его. Вот черт, как его звали-то?
— Значит, не Ларс Хенрик.
— Не, не так.
Карл уже понял, какая пойдет волынка: вроде бы да, а может, и нет, вроде бы точно, а может, совсем наоборот. Ему не раз приходилось вести такие беседы, и это была одна из тех вещей, которыми он был уже сыт по горло.
— Так ты говоришь, вот это здание? — спросил он.
Крестьянин кивнул и с силой высморкался.
— А на что они живут? — спросил Карл, обводя рукой окружающий ландшафт.
— Не знаю. Я арендую у них немного земли. Кристоферсен вон там тоже арендует. Еще у них есть поле под паром, за него они получают доплату. Ну и пенсия у нее есть. Да, еще к ним раза два-три в неделю приезжает машина с какими-то пластиковыми штучками, в которых что-то им привозят, наверное, для чистки, а заодно доставляют еду. Думаю, что дама, которая тут живет, и ее сын не бедствуют, — усмехнулся тракторист. — Тут же деревня, не город. Так что все свое.
— Машина от коммуны?
— Ну да! Какая, к черту, коммуна! Не-е, это, знаешь ли, вроде как пароходство, в общем, шут его знает, что-то такое. Там у них был значок, какой в телевизоре бывает на кораблях. Откуда он, я не знаю. Меня море там или плавание никогда не интересовали.
Когда он снова поехал своей дорогой в сторону мельницы, Карл и Ассад стали разглядывать здания, высившиеся за свинарником. Странно, что, подъезжая сюда, они их не заметили, ведь те были весьма внушительных размеров. Вероятно, помешала густая зеленая изгородь, в этом году благодаря теплой погоде рано зазеленевшая.
Кроме двора, окруженного с трех сторон домом и хозяйственными постройками, и большого недостроенного ангара сзади было еще три больших здания с плоскими фасадами, стоявших одно за другим на ровной, посыпанной гравием площадке, подготовленной, по-видимому, для асфальтирования. Сейчас она заросла сорняками и была сплошь зеленая, кроме одной довольно широкой дорожки, связывающей все здания.
Ассад указал на две узкие колеи, протянувшиеся по дорожке. Карл и сам их уже заметил. По ширине они напоминали след велосипедных колес, но тянулись параллельно, то есть остались, вероятно, от инвалидного кресла.
В тот самый миг, когда они приблизились к задней постройке, на которую указывал крестьянин, у Карла затрезвонил мобильник. Ругая себя, что забыл выключить звук, он поймал укоризненный взгляд Ассада.
Звонила, конечно же, Вигга. Кто, как не она, мог напомнить о своем существовании в самый неподходящий момент! Когда Карл стоял в луже, которая натекла от разлагающихся трупов, она звонила, чтобы он не забыл купить сливок для кофе. Она умудрялась позвонить ему в тот момент, когда мобильник находился в кармане куртки, которая лежала под сумкой в служебном автомобиле, мчавшемся на бешеной скорости в погоне за подозреваемыми.
Нащупав нужную кнопку, Карл выключил звук.
И в этот миг встретился глазами с долговязым, худосочным молодым человеком лет двадцати. Голова у него была странная, такой вытянутой формы, что это казалось врожденным уродством, а все лицо было испещрено впадинами и шрамами, как это бывает после заживших ожогов.
— Вам тут нечего делать, — произнес юноша не взрослым и не детским голосом.
Карл предъявил свой жетон, но парень, видимо, не понял, что это значит.
— Я полицейский, — дружелюбно сказал Карл. — Нам нужно поговорить с твоей матерью. Мы знаем, что она тут живет. Если ты будешь так любезен спросить ее, можно ли нам войти, я буду тебе очень благодарен.
Молодой человек, казалось, не испугался ни жетона, ни появления двух незнакомцев. Видно, не такой уж он дурачок, как могло показаться на первый взгляд.
— Ну, сколько мне еще ждать? — заговорил Карл, переменив тон на более грубый.
Парень сдвинулся с места, словно его что-то толкнуло, и скрылся в доме.
Прошло несколько минут. Пока тянулось ожидание, Карл, браня себя мысленно за то, что не удосужился взять служебный пистолет, которого ни разу не брал со времени своего ранения, ощутил в груди все нарастающую боль.
— Ассад, держись у меня за спиной, — сказал он.
Карл так и видел заголовки завтрашних утренних газет: «Полицейский в ходе перестрелки пожертвовал своим ассистентом. Третий день подряд вице-комиссар криминальной полиции Карл Мёрк из отдела „Q“ полицейской префектуры становится центральной фигурой очередного скандального происшествия».
Локтем отпихнув Ассада, чтобы подчеркнуть серьезность своего распоряжения, Карл встал у двери вплотную к стене. Если хозяева выйдут с дробовиком или еще чем-нибудь в этом роде, то, по крайней мере, его голова не окажется готовой мишенью.
Но тут на пороге снова показался молодой человек и пригласил их войти.
Хозяйка сидела в глубине помещения и курила сигарету. Это была женщина неопределенного возраста: серое морщинистое лицо, изнуренный вид, но, судя по возрасту сына, ей могло быть не больше шестидесяти с чем-то. Тело в инвалидном кресле казалось скрюченным, ноги странно искривлены, словно переломанные и сросшиеся как придется ветки. Авария оставила на ней заметный след, превратив в жалкое и печальное зрелище.
Карл огляделся. Помещение было просторным — метров сто пятьдесят или больше, но, несмотря на четырехметровые потолки, чувствовалось, что в нем было сильно накурено. Карл проследил взглядом за дымком, который спиралью поднимался к окошкам под потолком. В помещении стоял полумрак.
Все размещалось тут вместе в одной комнате. Возле входной двери — кухонный угол, сбоку — двери туалетов. Основное пространство представляло собой гостиную, обставленную мебелью из «ИКЕА», бетонный пол был застелен дешевым ковровым покрытием до самого конца, где, по-видимому, находилось ее спальное место.
Если не считать табачного дыма, вокруг царил порядок. Здесь она смотрит телевизор, читает журналы да и вообще живет с тех пор, как умер ее муж; обходится в основном собственными силами, хотя, впрочем, рядом сын, который помогает ей.