Приветственным жестом Карл поднял воображаемый бокал, прекрасно понимая, что рано или поздно это ему еще аукнется.
Несмотря на все старания Ларса Бьёрна, Карлу без труда удалось заманить норвежцев к себе в подвал.
Услужливый работник Министерства юстиции старательно переводил комментарии представителей братского народа. Он сказал, что они восхищаются скромностью и нетребовательностью датских коллег, для которых главное — это результаты, а не материальные ресурсы и личные удобства. Вероятно, эти восторги вызовут некоторое раздражение наверху.
— Послушай, один парень сзади все время задает мне вопросы, а я ни слова не понимаю. Ты знаешь норвежский? — шепотом спросил Карл Розу, пока Ассад разливался соловьем, расхваливая и превознося до небес датскую полицию за ее интеграционную политику. Впрочем, и текущую каторжную работу он объяснял на удивление толково и с редким знанием дела.
— Вот ключ к этому делу, который служит нам указателем в работе, — сказала Роза и вкратце пояснила содержание бумаг, которые привела в систему за ночь, причем сделала это на самом понятном и даже, можно сказать, красивом норвежском языке, какой когда-либо доводилось слышать Карлу.
Скрепя сердце он вынужден был признать, что Роза не лишена некоторых достоинств.
Когда они добрались до кабинета Карла, там на большом экране шла видеоэкскурсия по залитому солнцем Хольменколлену. Разумеется, это Ассад догадался в последнюю минуту приобрести диск с красотами Норвегии, и все были растроганы до слез. Когда через час гости соберутся на завтрак у министра юстиции, она будет просто таять от улыбок.
Норвежец с неразборчивым именем, который, по всей видимости, был главным начальником, в прочувствованной речи, где упоминался братский народ, пригласил Карла в Осло. А если, мол, Карла не удастся уговорить, то, по крайней мере, просит его прийти на завтрак, а если у Карла и для этого не найдется времени, то он, по крайней мере, хочет дружески пожать ему руку, ибо это Карл заслужил.
Проводив гостей, Карл посмотрел на своих помощников с выражением, отчасти похожим на теплое чувство благодарности. Они так хорошо познакомили норвежцев с работой отдела, что, по всей вероятности, его скоро вызовут на третий этаж и вернут жетон. А когда ему отдадут жетон, отстранение потеряет силу. А раз он уже не будет отстранен, ему больше не придется ходить на психотерапевтические сеансы к Моне. А раз не будет больше психотерапии, то будет обещанный ужин в ресторане. А раз ужин, то и всякое может быть.
Он уже собрался было сказать им пару дружеских слов и, возможно, даже в порядке поощрения позволить сегодня уйти на час раньше.
Но этому благому намерению помешал телефонный звонок.
Это дали результат переговоры Ассада с гимназией Рёдовре, и Карлу по его просьбе позвонил некий преподаватель по имени Клаус Йеппесен.
Да, конечно, он согласен встретиться с Карлом. Да, он действительно в середине восьмидесятых работал в школе-пансионе и очень хорошо помнит то время.
Для него это был малоприятный период.
Тину она нашла в одном из подъездов на Дюббёльсгаде неподалеку от площади Энгхаве. Та сидела, забившись в самый дальний угол под лестницей, где было совсем темно, — грязная, избитая, изголодавшаяся по очередной дозе. Она находилась там уже почти сутки и, как сказала одна из бродяжек на площади, ни за что не соглашалась выходить.
Когда Кимми заглянула под лестницу, Тина вздрогнула.
— Господи! Неужели это ты, Кимми, голубушка! — воскликнула она с облегчением и бросилась к ней в объятия. — Привет, дорогая! Я так мечтала, чтобы ты пришла.
Тина дрожала как осиновый лист, выбивая зубами дробь.
— Что случилось? Почему ты там прячешься, почему у тебя такой вид? Кто тебя побил? — Кимми погладила подругу по распухшей щеке.
— Ты же получила мою записку? — Отодвинувшись, Тина заглянула ей в лицо желтыми глазами, сплошь в красных прожилках.
— Да, я ее видела. Ты молодец.
— Так я получу тысячу крон?
Кимми кивнула и отерла пот с ее лба. Лицо Тины выглядело жутко, один глаз заплыл, рот перекошен, всюду кровоподтеки и синяки.
— Не ходи больше туда, куда ты раньше ходила. — Тина обхватила себя дрожащими руками за плечи, стараясь остановить озноб, но это не помогло. — Те мужчины приходили ко мне. Было очень плохо. Но теперь я останусь тут.
Кимми хотела расспросить, что произошло, но в эту минуту скрипнула входная дверь. Один из жильцов возвращался домой — дневная добыча звякает в пакете, на обеих руках самодельные татуировки.
— Чего тут расселись! — буркнул он злобно. — А ну пошли отсюда, вонючие шлюхи!
Кимми поднялась с корточек и шагнула в его сторону.
— Иди своей дорогой и оставь нас в покое!
— А если не пойду? — Он выпустил из рук пакет и зажал его между колен.
— Тогда я тебе так поддам, что не обрадуешься!
— Ишь ты, какая бойкая! — Ему явно понравился такой ответ. — Вали отсюда, вонючка, со своей поганой наркоманкой или давай пошли ко мне. Ну, что скажешь? Пускай эта свинья торчит там сколько хочет, я не против, если ты пойдешь со мной.
Он протянул руку к Кимми, но тут же получил удар в живот — ее крепкий кулачок вошел в жирное тело, как в тесто. Затем она врезала еще раз, прямо по его удивленной роже — мужчина грохнулся на пол, так что по всему подъезду пошел гул.
— О-ой! — простонал он, уткнувшись носом в грязь.
Кимми снова забралась под лестницу.
— Кто приходил? Ты сказала, какие-то мужчины? Куда они приходили?
— Это были те, с вокзала. Они пришли ко мне домой и стали бить, потому что я не хотела рассказывать про тебя. — Тина попыталась улыбнуться, но помешала распухшая щека. Она поджала под себя ноги. — Я так здесь и останусь. Плевать я на них хотела!
— Они — это кто? Полицейские?
— Эти-то? — Тина замотала головой. — Какие они полицейские? Полицейский был вежливый. Нет, просто какие-то мерзавцы, они хотят поймать тебя, потому что им за это платят. Берегись их!
Кимми порывисто взяла тонкую руку Тины:
— Они тебя били! Ты им что-нибудь сказала? Не помнишь?
— Слушай, Кимми, мне нужна доза. Ты же понимаешь.
— Будет тебе тысяча крон! Сказала ты им что-нибудь про меня?
— Кимми, я же теперь боюсь выходить на улицу. Ты уж сходи за меня. Ты сходишь, Кимми? И еще бутылочку шоколадного молока и сигарет. И пару банок пива. Ну, ты знаешь.
— Да, да, я все принесу. Только ответь мне, что ты им сказала?
— Может, сперва принесешь?
Кимми посмотрела на Тину. По ее лицу было видно, что она боится: вдруг она расскажет, что случилось, а Кимми потом не захочет дать то, что ей так нужно.